Перезарядив пушки, «Арктур» попытался преследовать «Дух», но его оснастка была сильно повреждена, а у Корниша не было времени принести из сундуков новые паруса и поднять их на черные, обожженные реи. «Арктур» двигался медленно, и «Дух» и «Месть» уходили от него.

И тут, так же неожиданно, как поднялся, ночной ветер стих. Словно в предвидении рассвета, облака разошлись и позволили звездам осветить море. Тишина опустилась на океан, его волнующаяся поверхность застыла, словно сделанная из полированного льда. Все три поврежденных корабля замедлили движение и постепенно совсем остановились. Даже в слабом свете звезд они были видны друг другу, медленно, бесцельно покачивались в штиле на неслышных течениях под сверкающей поверхностью. Однако «Дух» и «Месть» были слишком далеко друг от друга, чтобы переговариваться, и Дориан с Мансуром не могли посовещаться и выработать дальнейший план действий.

– Пусть люди позавтракают и сразу примутся за ремонт. Это затишье продлится недолго, – распорядился Мансур и отправился на поиски Верити. Она в одиночестве стояла у борта и смотрела на неясные очертания «Арктура», но сразу повернулась к молодому человеку.

– Ты пришла, – сказал он.

– Потому что ты позвал, – негромко ответила Верити и протянула руку. Он взял ее и удивился тому, какая у нее прохладная и гладкая кожа, какая узкая и изящная ладонь.

– Мне так много нужно тебе сказать.

– У нас для этого вся жизнь впереди, – ответила она, – но позволь мне полностью насладиться этим мгновением.

Они посмотрели в глаза друг другу.

– Ты прекрасна, – сказал он.

– Нет. Но мое сердце поет, когда я слышу, как ты говоришь это.

– Я тебя поцелую.

– Нельзя, – ответила она. – Не на глазах у всего экипажа. Твое поведение не одобрят.

– К счастью, и для этого у нас целая жизнь.

– Я буду наслаждаться каждой ее минутой.

Забрезжил рассвет, первые солнечные лучи пробились сквозь бреши в грозовых тучах и окрасили океан в цвета сверкающего аметиста. Солнце осветило все три корабля. Они лежали неподвижно, как игрушки в деревенском пруду. Море было зеркально гладким, его поверхность заставляли рябить только стаи летучих рыб и крупные серебристо-золотые тунцы, преследовавшие этих рыб.

Свисали разорванные и простреленные паруса. С каждого корабля доносились стук молотков и визг пил: плотники наскоро чинили, что можно. Парусные мастера разложили на палубе поврежденные паруса и склонились над ними; мелькали длинные иглы, зашивавшие разрывы. Все знали, что передышка будет недолгой; поднимется утренний ветер, и бой может возобновиться.