Мунго подбросил полено в костер и принялся скакать и пританцовывать вокруг пленниц, приближая жуткую маску к лицам и яростно выкрикивая угрозы на тарабарском языке. В свете костра было видно, как женщины извиваются, пытаясь высвободиться из пут, обливаясь от страха ручьями пота.
Внезапно раздался взрыв: Нинги обделалась от ужаса, и хижину наполнила вонь испражнений. Мунго набросил на пленниц меховую накидку, и они мгновенно притихли, перестав стонать и покряхтывать.
Медлить нельзя. Сент-Джон сдернул меха с помоста, обнажив решетку из переплетенного бамбука. Под ней, в неглубокой яме, теснились двенадцать глиняных горшочков. Трясущимися руками он вытащил один. Несмотря на слепивший глаза пот, Мунго разглядел поблескивание отраженного света костра в горшочке.
Взять все алмазы невозможно: такую груду не унесешь и не спрячешь. Кроме того, инстинкт предупреждал, что чем больше он возьмет, тем беспощаднее будут поиски и наказание виновного.
Мунго высыпал содержимое горшочков в сверкающую кучку возле костра и в его неверном свете выбрал самые большие и яркие камни из сотен, дразнивших подмигиваниями. Тридцать алмазов он положил в кожаный кисет, который принес с собой, привязал его к поясу, подхватил ассегай и выскользнул из хижины.
Охранники у внутренней ограды еще спали, и он беззвучно миновал их. У внешней стены Мунго снял накидку, рукавицы и маску, бросив их в ближайший костер, возле которого никого не было. Потом завалил костюм ветками – к утру от него останется одна зола. Мунго быстро поднялся по веревке, вытащил ее за собой и легко слез с внешней ограды – позади него королевский крааль тихо спал глубоким сном. Выкупавшись в прудике ниже лагеря, Сент-Джон смыл уголь и жир и нашел рубашку и штаны там же, где их оставил, – в дупле дерева возле пруда.
В хижине он склонился над Луизой, положив ледяную после купания ладонь ей на щеку – она вздохнула и перевернулась на другой бок. Мунго чуть не расхохотался и едва не закричал во все горло от радости. Он положил кисет с алмазами под матрас и завернулся в одеяло, но так и не уснул до утра. На рассвете из королевского крааля донесся гомон суеверного ужаса: женщины визжали, мужчины вопили, подстегивая свою храбрость перед лицом духов и демонов.
– Это слишком жестоко, – с горечью сказала Робин Лобенгуле. – Хорошие короли так не поступают.
– Номуса, ты мудрая женщина, самая мудрая из всех, кого я знал, но ты ничего не понимаешь в духах и демонах матабеле.
– Я понимаю, что в мире куда больше злых людей, чем злых духов.
– Тот, кто вошел в хижину моей сестры, прилетел по воздуху: все ворота в крааль охранялись, стражи клянутся, что не смыкали глаз с заката до восхода, держа наготове ассегаи. Никто не мог пройти мимо них.