Он взглянул на нее страдальческими глазами, и никогда еще его красивое мужественное лицо не было таким смертельно бледным. Протестуя, он поднял руку, которая дрожала, и быстро опустил, чтобы Алина ничего не заметила. Так длилось краткое мгновение, пока в нем шла битва между желаниями и требованиями чести, – он сам не сознавал, какую роль играла в этой борьбе мстительность. Отступление означало позор, а позор был для него немыслим. Она просит слишком многого, не понимая, что это безрассудно и несправедливо. Однако он видел, что разубеждать ее бесполезно.

Это был конец. Даже если завтра утром он убьет Андре-Луи Моро, на что он неистово надеялся, победа все равно останется за тем даже после смерти.

Он поклонился, и во взгляде его выразилась глубокая печаль, переполнявшая сердце.

– Мое почтение, мадемуазель, – прошептал он и повернулся, чтобы уйти.

Испуганная Алина в смятении отступила назад, прижав руку к груди.

– Но вы же не ответили мне, – в ужасе проговорила она ему вслед.

Остановившись на пороге, маркиз обернулся. Из прохладной полутьмы зала она увидела его изящный черный силуэт, который вырисовывался на фоне ослепительного солнечного света, – это воспоминание будет преследовать ее, как кошмар, в ужасные часы, которые ей предстоит пережить.

– Что вы хотите, мадемуазель? Я только избавил себя и вас от боли отказа.

Он ушел, оставив ее подавленную и негодующую. Алина опустилась в огромное малиновое кресло и уткнулась лицом в ладони. Она пала духом, лицо горело от стыда и волнения. С ней случилось невероятное. Ей казалось, что эта унизительная сцена никогда не изгладится из памяти.

Глава XI Вернувшийся экипаж

Глава XI

Вернувшийся экипаж

Господин де Керкадью написал письмо.

Крестник! – начал он без всяких эпитетов. – Я с болью и негодованием узнал, что ты вновь опозорил себя, нарушив данное мне обещание воздерживаться от политики. Еще больше я возмутился, узнав, что всего за несколько дней твое имя стало притчей во языцех, что ты сменил оружие ложных, коварных доводов, направленных против моего класса, которому ты всем обязан, на шпагу убийцы. Мне стало известно, что на завтра у тебя назначено свидание с моим добрым другом господином де Латур д’Азиром. Происхождение налагает на дворянина определенные обязательства, которые не позволяют ему уклониться от дуэли. Что касается тебя, то человек твоего класса может отказаться от поединка чести, не принося при этом никаких жертв. Твоя ровня, очевидно, сочтет, что ты проявил похвальное благоразумие. Поэтому я прошу тебя – а если бы считал, что все еще имею над тобой власть, на что был бы вправе рассчитывать после своих благодеяний, то приказал бы: не дай зайти этому делу слишком далеко и откажись от завтрашней встречи. Поскольку твое поведение показало, что мне нечего надеяться на твое чувство благодарности и ты можешь не выполнить мою настоятельную просьбу, я вынужден добавить, что, если ты завтра останешься в живых, я навсегда забуду о твоем существовании. Если в тебе осталась хоть искра привязанности ко мне, о которой ты заявлял, и если ты хоть немного ценишь чувства, которые продиктовали мне это письмо (несмотря на все, что ты сделал, чтобы их убить), ты не откажешься выполнить мою просьбу.