– Если ты сможешь убедить меня, что знаешь человека, чье положение серьезнее моего, я буду безмерно удивлен.
Ле Шапелье нетерпеливо махнул рукой.
– Не притворяйся, будто ты и в самом деле полагаешь, что я не хочу тебе помочь.
– Я заметил в твоем поведении кое-какие намеки на желание помочь, за что очень тебе признателен. Но твоя власть не может не иметь кое-какие ограничения в государстве, где каждому оборванцу позволено диктовать свои условия министру.
– Однажды, Скарамуш, ты поплатишься головой за очередную остроумную реплику. Но пока тебе везет больше, чем ты себе представляешь. Возможно, даже больше, чем ты заслуживаешь, – и не только потому, что по воле случая тебя привели ко мне, а не на заседание комитета. Нынешнее положение дел требует, чтобы история Симона не получила огласки. Если ты со своими друзьями пытался спасти бывшую королеву, вы напрасно рисковали головами. Открою тебе один секрет. В Вене полным ходом идут переговоры о ее освобождении в обмен на выдачу Бернонвиля[231] и других депутатов, которые сейчас находятся в руках австрийцев. Если станет известно, что была предпринята попытка вызволить королеву, население может взбунтоваться и воспротивиться желательным политическим мерам. От байки о попытке проникнуть в Тампль мы могли бы просто отмахнуться. Но твой арест осложняет дело. Если ты предстанешь перед судом, может всплыть много неудобных подробностей.
– Я просто в отчаянье оттого, что подвернулся тебе так некстати.
Ле Шапелье пропустил эту реплику мимо ушей.
– С другой стороны, если я отпущу тебя, этот субъект, Симон, начнет мутить воду и заявит, что все мы куплены Питтом и Кобургом.
– Мой бедный Изаак! Ты оказался между Сциллой и Харибдой. Твои трудности вызывают у меня сочувствие, которое я собирался приберечь для себя.
– Дьявол тебя побери, Андре! – Ле Шапелье хлопнул ладонью по столу. – Может быть, ты прекратишь паясничать и скажешь, что я должен делать? – Он встал. – Тут все совсем непросто. В конце концов, я не комитет, и мне придется представить своим коллегам какой-то отчет. На каком основании я могу тебя отпустить? – Он подошел к Андре-Луи и положил руку ему на плечо. – Я сделаю что угодно, лишь бы спасти тебя. Но мне не хотелось бы взойти вместо тебя на эшафот.
– Мой дорогой Изаак! – На этот раз в тоне Андре-Луи не было насмешки.
– Не очень-то лестного ты обо мне мнения, если тебя это удивляет. Я еще не позабыл о случае в Кобленце.
– Параллели здесь неуместны. В Кобленце меня ни с кем не связывал долг и, следовательно, ничто не мешало мне помочь тебе. Ты же, к несчастью, лицо официальное, и едва ли служебный долг…