– Одну минуту, и я закончу, монсеньор. Меня прислал к вам граф де Моде, который, как вы должны знать, возглавляет силы роялистов в Тулоне. Он дал мне очень четкие указания. Я должен был встретиться с вами лично и рассказать вам то, что рассказал. Я должен был заставить вас вспомнить если не о долге, то хотя бы о чести. Может быть, еще не поздно погасить эти пересуды и возместить ущерб, нанесенный вашему делу. Вам надлежит отправиться в Тулон немедленно, пока апатия и уныние верных вам людей не заставили их сложить оружие.

Я закончил, монсеньор. Это наш последний призыв к вам. Даже теперь ваше появление в Тулоне может поднять упавший дух армии и положить конец порочащим слухам, которые – с болью вынужден утверждать – оказались правдой. Доброй ночи, монсеньор.

Резко повернувшись, Ла Гиш шагнул к двери и потянул ее на себя.

Трясущийся, взмокший, хватавший ртом воздух регент проводил его злобным взглядом.

– Будьте уверены, я не забуду ни слова из того, что вы сказали, господин маркиз.

Маркиз сжал губы, поклонился, вышел и закрыл за собой дверь. Он ступил в общую комнату и чуть не налетел на хозяина гостиницы, которого привлекли громкие голоса.

Ла Гиш вежливо попросил проводить его в приготовленные для него апартаменты и столь же вежливо выразил желание, чтобы его разбудили пораньше. На этом гость пресек суетливые попытки хозяина устроить его поудобнее и пожелал остаться в одиночестве. Но когда хозяин подошел к двери, маркиз задержал его вопросом:

– Как зовут даму, в комнате которой я застал его высочество?

– Мадемуазель де Керкадью.

– Керкадью! Как давно она здесь, в Хамме?

– Мадемуазель приехала сюда из Кобленца одновременно с его высочеством.

Маркиза передернуло от отвращения, и на этом он прекратил разговор и отослал владельца гостиницы.

Меж тем уход маркиза еще больше распалил ярость регента. Едва лишь дверь закрылась, его высочество набросился на своего помощника:

– Д’Антрег! И вы потерпите, чтобы этот негодяй ушел таким образом?

Д’Антрег, бледный и потрясенный не меньше своего господина, кинулся к двери, но в следующий миг регент остановил его:

– Стойте! Подождите! Какое это имеет значение? Пусть уходит! – Принц воздел руки и потряс безвольными кистями. – Какое это имеет значение? Что вообще теперь имеет значение? – Пошатываясь, Месье подошел к стулу и рухнул на него, отер пот со лба и невнятно захныкал: – Суждено ли мне испить до дна эту горькую чашу? Неужели чума санкюлотства распространилась так широко, что даже люди благородного происхождения забыли свой долг? Кто я такой, д’Антрег? Я принц крови или enfant de roture?[287] Каким низким негодяем должен быть этот, с позволения сказать, дворянин, чтобы бросать мне в лицо такие оскорбления! Это конец света, д’Антрег. Конец света!