Поставив кубок на стол, граф взял ее за руку и спросил:
— Чего же вам не хватает? Разве я не выполнил все обещания, которые дал вам в Тулузе?
— К сожалению, кое-чего мне все-таки не хватает; зато другого, наоборот, в избытке.
— Простите, не понимаю. Будьте любезны объяснить...
— Видите ли, любимый. Никто, конечно, не смеет сказать вам это в лицо, но пока вы не добьётесь, чтобы ваша бабка отправилась в Рим и уговорила Папу отменить вердикт о нашем отлучении, подданные будут считать меня вашей любовницей. И что ни говори, а это и впрямь так.
— Порой мне кажется, что вы колдунья и умеете читать мысли.
— Зачем вы так говорите?
— Потому что вы угадываете мои намерения еще до того, как я начал действовать.
Альмодис нежно взяла его руку и поцеловала ее.
— Скажите, о чем именно я догадалась?
— Видите ли, меня тоже угнетает эта ситуация, а потому я решил кое-что предпринять.
— Что?
— Я уже попросил нотариуса Вальдерибеса и судью Фортуни составить документ, который хоть немного смягчит наше щекотливое положение, пока Папа не смягчится, а я смогу назвать вас своей женой перед всем миром. В этом документе вас объявят моей супругой, как если бы нас связали узами брака перед алтарем. Там будет оговорено, что вы получите право на графство Жирону, земли в Осоне и Вике, принадлежащие моей бабке, а также пять приграничных замков и земли, захваченные у мавританского короля Лериды [25].
— Но как вы сможете отдать мне то, что пока еще принадлежит Эрмезинде? — удивилась Альмодис.
— Моя бабка такая, какая есть. Однако нельзя отрицать, что во время своего долгого регентства она самоотверженно отстаивала мои права, поскольку беззаветно любит эту землю. Думаю, она давно поняла, что моя к вам любовь непоколебима, к тому же, в глубине души она признает, что дважды заставила меня жениться, не спросив согласия. Жизнь ее близится к концу, сторонники давно умерли, и она не желает становиться причиной раздора между Жироной и Барселоной. Полагаю, мы сможем договориться, она уже присылала своих послов. Думаю, мне следует выказать ей почтение и поехать самому. Вдобавок ей нужны деньги на содержание монастырей. Ну что ж, она получит деньги, а я — ее заступничество перед Его Святейшеством, чтобы он снял отлучение.
Альмодис поцеловала его в губы.
— Вы самый лучший муж и самый блистательный кабальеро на свете.
— Теперь вы довольны?
— Будь я алчной женщиной, для которой существуют лишь деньги, возможно, я была бы довольна. Но вы прекрасно знаете, что я покинула Тулузу, будучи графиней-соправительницей, и уехала в Барселону, чтобы быть рядом с вами, а не чтобы меня называли грубым словом, каким в народе кличут женщин в моем положении. А главное, я не уверена даже в собственной безопасности.