— Получил, как видите. Прочтите его, а потом я объясню, что мне здесь показалось странным.

Священник внимательно изучил выцветший пергамент, и, прежде чем высказать своё мнение, спросил, у Марти:

— И что вас смущает?

Марти откровенно изложил свои сомнения: у него было достаточно времени поразмыслить об этом на пути домой.

— Я много об этом думал... Ясно одно — она явно что-то хотела мне сказать, вот только не знаю, что именно.

— Расскажите мне, что странного вы здесь обнаружили.

— Судите сами. Прежде Лайя всегда писала зелеными чернилами, а это письмо написано черными. Во-вторых, все письма она душила розовой водой, а это ничем не пахнет. Только не пытайтесь меня убедить, что запах просто выветрился со временем: другие письма написаны раньше, однако до сих пор пахнут розами. А значит, на этот раз она либо не смогла воспользоваться духами, либо почему-то не захотела. Наконец, обратите внимания: она всегда ставила крестик на верхнем поле — в знак того, что является доброй и благочестивой христианкой — а здесь его нет. Поверьте Эудальд, Лайя что-то хотела мне сказать, вот только я не умею читать между строк.

Внимательно выслушав доводы Марти, каноник заговорил:

— Не стану скрывать, я говорил с Монкузи. Однако мой богатый опыт работы с манускриптами подсказывает, что она хотела сказать не совсем то, что подумали вы.

— Так скажите мне наконец, что вы здесь увидели, и что, по-вашему, это означает, — взмолился Марти.

— Я думаю, что Лайя действительно отправила вам два сообщения: явное и тайное. То, что она сменила цвет чернил, может означать следующее: раньше она писала зелёными чернилами — а этот цвет, как известно, означает надежду. Теперь же чернила чёрные, и это значит, что она больше не видит для вас общего будущего. Вместе с отсутствием креста на верхнем поле это может говорить о том, что она теперь считает себя отверженной церковью. — Видя, что Марти уже открыл рот, желая возразить, священник остановил его решительным жестом. — И, наконец, отсутствие запаха розовой воды говорит о том, что не хотела ничем напоминать вам о себе, даже запахом, дабы вы поскорей ее забыли.

— Я вас не понимаю! — воскликнул Марти, с трудом сдерживая гнев. — Как могло случиться, что столь доброе и невинное создание так прогневало церковь?

Льобет понимал, что ему придется призвать на помощь все свое красноречие, чтобы выполнить возложенную на него задачу. Много дней он ломал голову над этой проблемой. В конце концов он решил не говорить пока Марти о ребенке, рассудив, что сказать о нем всегда успеет, тем более, если советник решит сам усыновить малыша.