Руфи вытаращила глаза.

— Как же я за тебя рада, Башева! Наконец-то этот зануда Ишаи Меламед решился.

— Кстати, его назначили шазаном [32], — сообщила Башева. — У него теперь будет свой доход, он станет независимым.

— Ты мне ничего не должна, — ответила Руфь. — Напротив, это я в неоплатном долгу перед вами.

— Теперь я тебя не понимаю, сестра, — слегка растерялась Башева.

— Если бы в тот вечер, когда случилась эта жуткая давка в связи с приездом Абенамара, ты не выпустила мою руку и я бы не потерялась, я бы никогда не узнала, что такое счастье.

— О чем ты говоришь? — насторожилась Башева.

— Сестра, я всем сердцем люблю Марти Барбани и счастлива, что теперь могу до конца дней дышать с ним одним воздухом.

— Но, Руфь, я всегда думала, что это всего лишь детское увлечение. Он — христианин, и наши законы никогда не позволят тебе даже мечтать о нем.

— Если будет нужно — в смысле, если он когда-нибудь все же обратит на меня внимание — я готова отказаться от нашей веры и наших законов, — призналась Руфь.

— Наш отец этого не переживет.

— Не волнуйся; скажу тебе по секрету: этого никогда не случится — к большому моему сожалению. Но я не буду принадлежать никому другому.

— Да снизойдет на тебя милость Яхве, чтобы просветить твой ум, — произнесла Башева.

Натянув поводья, Мухаммед остановил мулов и сообщил девушкам, что они приехали. Выбравшись из кареты, сестры попросили паренька подождать снаружи, а сами вошли внутрь бани, состоявшей из четырех строений, три стояли на берегу, а четвертое почти наполовину было погружено в воды реки Бесос. Хозяйка, женщина средних лет, стояла за стойкой. Сестры направились прямо к ней.

— Хвала Яхве, владыке вселенной, — сказала Руфь.

— Хвала Яхве, великому и всемогущему, — последовал ответ. — Чего желаете?

— Очиститься от скверны.

— Обеим? — осведомилась женщина.

— Нет, только мне.

— Вы взяли с собой все необходимое?