— Да.

С этими словами Руфь показала небольшой мешочек, где лежали склянки со священными маслами, необходимыми для совершения обряда.

— Если желаете, можете подождать в предбаннике, — сказала женщина, обращаясь к Башеве. А вы — пойдёмте со мной.

— Я не заставлю тебя долго ждать, сестра, — заверила Руфь.

Женщина провела Руфь в помещение, где в одном из углов стояла купель на железных ножках; вдоль стен располагались каменные скамьи, а к стенам были прибиты оленьи рога, чтобы повесить одежду.

— Когда закончите, позвоните в колокольчик, я за вами приду, — произнесла служительница. — Не бойтесь, никто сюда не войдёт, пока вы здесь. Как известно, закон велит проводить этот обряд в одиночестве.

После этих слов женщина тихо вышла, закрыв за собой тяжелую дверь.

Руфь осталась одна в глубокой задумчивости. Сев на скамью, она сняла башмаки на толстой деревянной подошве, затем, пройдясь босиком, стянула платье, рубашку и чулки. Повесив одежду на оленьи рога, она достала флакончики со священными маслами, приготовленными для церемонии, и поставила их на край огромной каменной ванны, вырубленной в скале. Затем открыла кран, из которого тут же побежала вода, вытекая через сливное отверстие. Несмотря на стоявший на дворе июнь, по ее стройному телу пробежала дрожь, остроконечные холмики грудей с яркими, как вишни, сосками напряглись. Она не знала, почему струи воды, стекающей по ее телу, показались ей ласковыми руками Марти.

92    

92    

Марсаль де Сан-Жауме и Педро Рамон

В роскошном трофейном зале графского дворца, украшенном рыцарскими доспехами, разрабатывали свой темный план два заговорщика. Случается, что и волк способен снюхаться с лисой, собираясь похитить овцу из стада. Оба заговорщика были самого благородного происхождения, однако истинного благородства в их крови текло немного. Их свело вместе одно чувство — месть.

Первым был Педро Рамон, старший сын графа Барселонского, а вторым — Марсаль де Сан-Жауме, могущественный аристократ, проживший несколько месяцев в качестве заложника короля Севильи Аль-Мутамида. Оба стояли в дальнем углу зала, у окна, любуясь последними лучами заходящего солнца, обсуждая недавние события и утешая друг друга.

— Говорю вам, я сыт по горло наглостью этой особы. Поверьте, когда-нибудь мое терпение лопнет, и уж тогда-то ей не поздоровится! — сказал Педро Рамон.

— Вы бы еще не так заговорили, если бы оказались на моем месте. Ведь это вас, а не меня сначала собирались послать в Севилью в прошлом году. Представляете, каково это: быть заложником в руках неверного? Мне не давали ни пить, ни нормальной пищи, держали под замком. Меня использовали, как разменную монету, и теперь, когда я вернулся ко двору, мне даже спасибо никто не сказал!