– Господин Кожоль, мне надо переговорить с Фуше. От него зависит наше спасение. Если во время моего отсутствия вы получите известие о негодяе, которого мы ждем, то, не медля ни минуты, постарайтесь присоединиться ко мне. Отыскать министра полиции в этой суматохе вам будет нетрудно, а где будет он, там вы найдете и меня.

И аббат устремился по следам Бонапарта с последней смутной надеждой, что непредвиденное событие остановит его триумф.

Кожоль скоро увидел возвращавшегося Ивона, бледного и задыхавшегося от быстрого бега.

– Ну, что же? – вскочил он, встревоженный, заметив смущение друга.

– Ты был прав! Случилось нечто непредсказуемое. Вчера госпожа Сюрко получила записку, подписанную моим именем. Не зная моего почерка, она поверила содержанию письма, приказывавшего доверить Пусету подателю письма, и отпустила пленницу.

Граф с минуту размышлял.

– Слушай! – сказал он. – Пусета была нашей пленницей, сама того не подозревая, потому что для того, чтобы задержать ее, нам стоило только немного слукавить, попросив, чтоб она нигде не показывалась, а иначе навлечет опасность на своего Шарля. Любовь сделала ее легковерной и послушной. Итак, когда Пусета ушла от госпожи Сюрко, она, всего вероятнее, отправилась в свой отель и нашла в нем своего возлюбленного. Если мы ее там уже не застанем, то, по крайней мере, можем рассчитывать на какое-нибудь открытие. Не медля ни минуты, надо бежать к комедиантке.

Через четверть часа молодые люди явились, сильно запыхавшись, к дверям жилища актрисы. Чтоб дойти до дома Пусеты, им стоило величайших усилий протиснуться сквозь ряды солдат, оцепивших Люксембург, где генерал Моро, перешедший на сторону Наполеона, охранял арестованных: трех членов Директории – Гойе, Барраса и Мулена, в то время как сам Бонапарт командовал государственным переворотом. Что касается двух других директоров – Сийэза и Роже Дюко, то они примкнули к заговорщикам.

В доме Пусеты царила глубокая тишина.

– Можно подумать, что отель пуст, – сказал Ивон.

– А между тем он заперт только на задвижку, – отвечал Кожоль, отворивший дверь.

Они не нашли никого в нижнем этаже и поднялись в бельэтаж.

Толкнув дверь в спальню актрисы, Кожоль вдруг отшатнулся.

– Пфуй! – произнес он. – Какой чад!

– Как будто угар от угольев?..

Действительно, из открытой двери спальни расползся по дому едкий дым.

– Неужели она задохнулась? – вскричал граф, бросаясь в комнату и поспешно отворяя окна.

Тогда глазам молодых людей представилось грустное зрелище.

В этой кокетливой комнате, на постели, украшенной шелком и кружевами, лежала грациозная, милая девушка – мертвая. Она украсилась для смерти. Одетая вся в белое, с прелестным чепцом на голове, обрамлявшим ее миниатюрное личико, она, казалось, спала.