Рагастен даже не пошевелился. Возможно, он и не слышал громогласного объявления. Он только увидел, как рука князя Манфреди сползла с рукояти кинжала. Он видел, как князь поднял голову и уставился прямо перед собой почти безумным взглядом. Шевалье проследил за этим взглядом и только тогда увидел раскрытую двустворчатую дверь.

Большую галерею заполняли офицеры при оружии и синьоры. Возле двери трое герольдов в церемониальных стеганых камзолах протрубили в фанфары, после чего в кабинет вошли трое офицеров из армии Чезаре… Дверь закрылась.

Всю эту сцену Рагастен видел, как во сне. Герольды встали в ряд у двери. Офицеры-парламентеры, оставив свиту в галерее, приблизились к князю Манфреди и низко поклонились.

– Что привело вас ко мне, синьоры? – спросил князь устало, и всё еще не отрывая взгляда от Рагастена.

– Монсиньор, – начал один из парламентеров, – мы, офицеры армии монсиньора герцога Валентинуа и Гандии, нашего властелина, мы пришли, чтобы передать вам предложение о мире…

Князь Манфреди, мертвенно-бледный, с крепко сжатыми зубами, медленно кивнул головой.

– Вот это предложение, которое вы, главнокомандующий союзной армией, оцените сообразно той высшей мудрости и несравненному духу справедливости, какие признает за вами вся Италия… Монсиньор Чезаре Борджиа полагает, что пролито слишком много крови и пришло время, когда междоусобицы, раздирающие нашу несчастную Италию, должны утихнуть. Он полностью отказывается от любых претензий на графство Монтефорте. Он обязуется вывести свою армию на земли Рима. Кроме того, он обязуется никогда больше не поднимать оружие против Монтефорте. Он обязуется восстановить некоторые исчезнувшие княжества, в особенности ваше, монсиньор, со всеми их правами, привилегиями и прерогативами.

Манфреди с изумлением слушал эти чрезвычайные предложения.

– Взамен, – продолжал офицер, – монсиньор герцог Валентинуа просит только одного: распустить вашу армию… А в доказательство своих добрых намерений он готов оставить двенадцать заложников, выбранных среди окружающих его синьоров. Доказательством доброй веры союзников он будет считать, что совершенно естественно, передача ему ваших заложников, причем он готов удовлетвориться одним-единственным человеком. Мы уполномочены назвать его имя…

– Так назовите же! – ответил короткой репликой князь.

– Дабы показать размах своих мирных предложений, наш вождь не пожелал выбрать ни одного из тех синьоров, которых вы любите. Он удовлетворится одним из ваших офицеров; он чужестранец, и вы вряд ли его хорошо знаете. Он называет себя шевалье де Рагастен. Я всё сказал, монсиньор… Какой же ответ должен я принести прославленному полководцу, представлять которого здесь мы имеем честь?..