Офицеры отдали честь; большая дверь растворилась; герольды протрубили отрывистый фанфарный сигнал. Потом парламентарии пересекли галерею; эскорт последовал за ними…

Князь и Ргастен остались одни. Шевалье, с переполненным чувствами сердцем, побежденный великодушием соперника, смотрел на старика с почтением.

– Синьор! Вы не должны меня благодарить. Я поступил так ради самого себя… Я должен был повиноваться девизу ордена, к которому принадлежу: «Храбрый, верный и чистый!»

– Этот девиз, – голос Рагастена дрожал от чувств, – возможно, и обязывал вас не выдавать меня Чезаре, но он не принуждал вас назначать меня вашим преемником.

– Молодой человек, вы меня не поняли… Я сейчас понятно объясню, чего я ожидаю от вас.

– Говорите, монсиньор. Заранее подчиняюсь вашим пожеланиям.

– Да!.. Знаю, что можно положиться на ваше слово. Поклянитесь же, синьор, что вы будете уважать мою волю.

– Клянусь своим именем, – торжественно сказал Рагастен. – Клянусь вам знаком чести и рыцарства, который вы мне повесили на шею.

– Отлично! – сказал с мрачным удовлетворением старик. – Прежде всего я требую от вас никогда не рассказывать ей о том, что произошло между нами.

– Клянусь вам…

– Это на тот случай, если судьба нежданно столкнет вас, но теперь я требую от вас не пытаться ее увидеть, пока я жив.

Рагастен на секунду задумался.

– Клянусь вам, – вымолвил он наконец. – Вы получили надо мной такую власть и жестоко пользуетесь ею.

– Я пользуюсь своим правом великодушно, – ответил старик, но, придя в себя, он продолжил: – Синьор, в том отвратительном положении, в котором я по вашей воле оказался, я не могу надеяться на дуэль, от которой вы отказались бы. Тем не менее ваша жизнь принадлежит мне.

– Она ваша, – твердо сказал Рагастен.

– Ну если ваша жизнь принадлежит мне, – продолжил князь с ледяной холодностью, – значит, я имею полное право распоряжаться ею по своему усмотрению?..

– Да, синьор.

– Хорошо. И вот что я решил: при нашем следующем столкновении с Чезаре Борджиа вы позволите убить себя…

Рагастен вздрогнул. Всё существо его инстинктивно возмутилось, но он глухо ответил:

– Да, я дам себя убить!