— … и может не пережить кризис этой ночи, — не моргнув глазом продолжала Диана. — Теперь же я вижу, что это совершенная неправда, и милостью Божьей король проживет еще долго.
— Король при смерти, — прервал ее Франциск I.
— Государь, государь, что вы говорите? Я уверена, вам только немного скучно, и довольно небольшого развлечения, чтобы избавить вас от таких печальных мыслей. Позвольте, государь, сказать совершенно откровенно…
— Говорите, милый друг…
— Итак: с тех пор как мы в Фонтенбло, вокруг Вашего Величества одни мрачные да хмурые лица. Праздников нет, турниров нет… Разве что охота как-то рассеивает суровое однообразие этих дней. Но мы же не в походе, государь! Призовите к себе поэтов, которых вы удалили, трубадуров, чьи рассказы некогда нас пленяли, составьте двор, подобный цветнику. Здесь хватает прелестных молодых женщин, вид которых рассеит печальные мысли Вашего Величества. К чему далеко ходить за примером: зачем вы прогнали из дворца и поселили в парке очаровательную Жилет, которую мы все так любим?
Король пил эти слова и пьянел от сладостного яда. При имени Жилет его сотрясло от головы до ног.
Диана с первого же взгляда понимала, как разрушительна стала страсть для сердца, пережившего возраст любви, но упрямо цеплявшегося за любовь…
Она внезапно хлопнула в ладоши.
— Да, кстати: странный случай! Я хотела бы сообщить о нем Вашему Величеству, чтобы развлечь.
— Вы чаровница, Диана, от ваших слов я оживаю!
— К счастью, Ваше Величество не нуждается в посторонней помощи, чтобы жить.
— Так что за случай? С кем произошел?
— Как раз с герцогиней де Фонтенбло.
Глаза короля разгорелись.
— Садовник отыскал в парке письмо, подписанное: «Подруга Жилет». Адресовано письмо господину… господину де… Забыла. А письмо — вот оно, государь.
Диана подала королю сложенный листок бумаги. Он перечитал его несколько раз.
Должно быть, из скромности, чтобы дать королю полную волю поразмыслить, Диана сделала шаг назад к столику, на который медик поставил свою склянку.
Наконец король оторвался от письма и посмотрел на Диану.
— Благодарю вас, дорогая Диана, — сказал он.
— За что же, государь?