Вскоре большинство американцев обзаведутся автомобилями, и традиционный город с его улицами и районами станет не для них. Тысячи людей были переселены, а жилые районы либо стерты, либо изолированы новыми широкими шоссе. Мозес инициировал создание 416 миль[392] дорог с зелеными насаждениями посредине, тринадцати скоростных трасс, прорезавших город насквозь, а также тринадцати новых мостов. Он расчистил трущобы и переместил 200 тысяч ньюйоркцев в новые высотки, большей частью построенные достаточно далеко от традиционного центра. Когда вы перестраиваете город для нового века, то «вам приходится прорубать себе дорогу мясницким топором», сказал он.

Со своими 110 высотными домами из красного кирпича и 11 250 квартирами район Стайвесант-таун – Питер-Купер-Виллидж был построен, чтобы позволить ньюйоркцам «жить в парке, жить в сельской местности, не выезжая из Нью-Йорка», а заодно показать, какой городская жизнь может стать и какой она станет. Но одиннадцати тысячам представителей рабочего класса пришлось собрать вещички и уехать прочь. New York Times назвала этот процесс «величайшим и самым значительным перемещением семей в истории Нью-Йорка». Новенькие высотки, окруженные парками, были построены, чтобы «семьи с умеренными доходами могли жить в здоровых, комфортных и достойных условиях». Вопрос в том, что «умеренные доходы» означали средний класс[393]. Рабочему классу надо было еще подождать своих «башен в парке». Когда они наконец появились, то их построили за сравнительно скромные 50 миллионов долларов, если сравнивать с затратами на Стайвесант-таун. И эти башни, само собой, разместили на окраине мегаполиса. Бетонные проекты вроде Квинсбридж Хаузес были только началом высотной бетонной драмы в отрасли муниципального жилья.

Вертикальный автомобильный город принимал самые разные формы и облики. Комбинация личных автомобилей и башен зачаровала градостроителей по всему миру, особенно когда на нее смотрели через киноэкран. Нью-Йорк все так же оставался маяком прогресса для метрополисов.

* * *

В ту эпоху, когда город оказался в тени больших зданий, перенаселения, преступности, социальных потрясений и экономического хаоса, удрученный отчуждением, одиночеством и анемией, несомненной удачей выглядело то, что все еще встречались герои, способные подняться над сверхчеловеческим масштабом метрополиса середины ХХ века. Они небоскребы не как непривлекательные монументы, а как игрушки; не убоявшись бетонных джунглей и толп, они остались личностями, пусть даже и спрятанными за двойственной идентичностью.