В первой половине ХХ века Лос-Анджелес культивировал образ города будущего, такого, где активно сосуществуют люди и природа, где решены проблемы, одолевающие переполненный промышленный мегаполис. Базируясь на массовом транспорте, автомобилях, хайвэях, распыленной промышленности и домах на семью, Большой ЛА предсказывал будущее всех метрополисов. Хотя это шло вразрез с исследованиями по футуристическому урбанизму: разве мегаполис завтрашнего дня не должен быть вертикальным, сверкающим набором из небоскребов? Похоже, что нет. Вместо этого города начали расползаться по горизонтали.

«Город с индивидуальным характером бумажного стаканчика», – насмехался над Лос-Анджелесом Раймонд Чандлер. Центр города становился все более условным и деградировал все сильнее по мере того, как люди искали работу и дом на все более обширном пространстве. То, что одни воспринимали как бездонное, лишенное индивидуальности расползание, другие видели как возможность сбежать из гниющих ограничений мегаполиса. Пусть он и рос, но на большей части округа ЛА хвастливый миф о пасторали вполне себе работал. Роскошь владения собственным домом в приятном окружении притянула более двух миллионов человек в округ еще до Второй мировой; они приехали, чтобы работать в переживавших бум авиастроении, автомобилестроении, нефтяной и нефтехимической промышленности.

Территория долины Сан-Фернандо, часть города с 1913 года, превратилась из иссушенной территории в зеленый рай, после того как был построен акведук Малхолланда. Сан-Фернандо стал лоскутным одеялом городков, орошенных полей, ранчо, садов и гольф-клубов, соединенных с остальным Лос-Анджелесом линиями железной дороги. Сельская роскошь долины, ее скалы и горы стали антуражем для многочисленных вестернов, прошедших по экранам кинотеатров в 1920-е и 1930-е годы; здешние ранчо были раскуплены голливудскими звездами. Историк Кэтрин Малхолланд вспоминает детство: «Когда я думаю о том, как росла в долине в 1930-е, я вспоминаю уединенность: одинокий звук паровозного свистка, разрушающий сельскую тишину, визг койота, одинокий кролик, перебегающий дорогу и маячащий впереди, когда я еду на велосипеде в школу по ухабистой грязной дороге»[491].

* * *

Сельская роскошь не может выжить долго рядом с огромным растущим городом. Приливная волна пригородного развития затопила Сан-Фернандо в 1940-х, тут появились десятки тысяч ранчеподобных домов, которые изгнали настоящие ранчо, грязные дороги и кроликов. Долина стала «американским пригородом», желаемым фантастическим миром из сверкающих бассейнов, лимонных деревьев, мини-моллов, автокинотеатров; прославленным по всему миру воплощением калифорнийской мечты и эпицентром базирующейся на автомобиле молодежной культуры. Мега-пригородный регион породил на свет стереотип материалистической, легкомысленной «девицы из Калифорнии»[492], чье особое произношение покорило весь мир.