Подобные вылазки, несмотря на всю отвагу, не смогли предотвратить продвижения нескольких других тоннелей, набитых порохом, которые турки подвели под самую стену. Три заминированные шахты взорвались, принеся огромные разрушения, в качестве прелюдии к наступлению.

Тангейзер с Борсом, которые решили испытать судьбу в одном строю с северянами, видели, как рванули шахты, когда они подходили к бастиону Германии на левом краю христианских фортификаций. Внутренняя стена Кастильского бастиона, которую восстанавливали много мучительных недель, была уничтожена за мгновение. Между бастионами Италии и Прованса тридцатифутовый отрезок куртины обрушился в ров. Два десятка защитников были погребены под каменными завалами. На вершине холма Санта-Маргарита был развернут санджак-и-шериф. Огневой вал от турецких осадных орудий залил светом гребни холмов. И когда клубы дыма скатились вниз в долину и силы джихада в очередной раз объединились, тысячи гази ринулись через равнину Гранд-Терре, намереваясь осуществить волю Аллаха.

— Аллах акбар!

Равнина была похожа на озеро зловонной грязи, запекшейся под солнцем, однако за все лето не выпало ни одного дождя, а местные почвы были светлые. Запекшаяся темная корка, по которой мчались язычники, образовалась от свернувшейся крови и всего, что извергается из человеческого тела перед смертью. Пыль, которую взбивали ноги гази, была не землей, а высохшей кровью их погибших товарищей. Радужные рои трупных мух сине-зелеными спиралями завивались к небу, некоторые воины падали на бегу, проваливаясь по щиколотку в кишащие личинками ямы, не заметные сверху. Когда заработали пушки Религии, очередные десятки гази полегли тут же с чудовищными ранениями; раненые извивались в зловонной грязи, похожие на каких-то первобытных тварей. Но все равно отряды шли вперед. Когда они были в трехстах футах, дали залп мушкетеры, увеличивая их потери.

Тангейзер забил в дуло ружья новую пулю и утер лоб. Армия, надвигающаяся на них, больше не была неумолимой силой, которая изначально высадилась в Марсашлокке. Тенор мусульманского боевого клича был пронзителен, они выскребали собственную воинственность с самого дна изможденной души. Они шли на штурм стен уже не ради своего султана, не ради трофеев или славы, не для того, чтобы выразить ненависть к Христу, — подобные чувства вдохновляли их прежние атаки. Они шли сейчас даже не для того, чтобы увидеть лик Господа. Сейчас они рвались вперед, подчиняясь слепому стадному чувству, которое есть зло и проклятие всего человечества. Каждый из них двигался вперед, потому что так делал его сосед, и с точно такой же ни на что не направленной храбростью. Тангейзер взялся за затвор колесцового замка и прицелился.