— Чтобы выяснить, что у него в рукаве, мы должны разыгрывать одну карту за другой, — сказал он. — Но не отчаивайтесь. Если у нас и имеется одно преимущество, оно достаточно велико. Людовико любит вас.

Карла заморгала, не уверенная, что поняла его.

— Не пытайтесь блефовать. Не пытайтесь перехитрить его или разоблачить его интриги и игры. Вы проиграете. Просто будьте искренней с самой собой, не важно, как он будет угрожать расправиться со всеми нами, не важно, как жесток он будет по отношению к нам. — Он видел, что она дрогнула, и сжал ее руки. — Исход всего зависит от вас, вы это понимаете?

Карла кивнула, все еще сомневающаяся, но Тангейзер знал, она все поймет по обстоятельствам.

Он отпустил ее и повернулся к Ампаро. Из всех четверых она, кажется, была испугана меньше остальных. Как и в ту ночь в форте Сент-Эльмо, при свете кузнечного горна, он ощутил, что те страдания, какие Ампаро пережила в детстве — в чем бы они ни заключались, — были настолько велики, что теперь она стала невосприимчивой к любым угрозам. Ее блестящие глаза взглянули на него, и, как и раньше, у Тангейзера возникло ощущение, будто бы она видит только его, а не того, кем он казался, не того, кем мог бы стать, или того, кого видел в нем весь остальной мир. И он знал, что никто больше не посмотрит на него так, что он никогда больше не встретит подобной любви, что это она женщина всей его жизни, а он не осмеливался признаться в этом даже себе самому. Тангейзер прижал ее к себе в крепком объятии, потому что знал: ей нужны будут утешительные воспоминания об этом объятии.

— Ампаро, — сказал он, — они используют тебя в качестве своего главного оружия. — Карла приглушенно вскрикнула в испуге. Тангейзер не обратил на нее внимания. Следующие слова застревали у него в горле, потому что ему никогда еще не было так стыдно. — И я не смогу тебя защитить. Пообещай мне, что ты все вытерпишь.

Ампаро секунду глядела ему в глаза, и даже в темноте ее глаза были ясными и блестящими, полными бесконечной любви, которой он не заслуживал.

Она сказала:

— Соловей счастлив.

Горло его сжалось, он подавил волну чувств, нахлынувшую на него, откуда — он и сам не знал. Он поцеловал Ампаро в губы, и она растворилась в его объятиях. Но он отпустил ее и тут же отвернулся, иначе он лишился бы всей своей рассудительности, выхватил бы меч и ринулся бы в коридор, обрекая на гибель всех их. Он заговорил с Людовико, надеясь, что голос его прозвучит достаточно твердо.

— Мы сложим оружие, только когда дойдем до блокгауза, не раньше.

— Очень хорошо, — согласился Людовико.