– Да, я слышала. Но почему?

– Поначалу чтобы оскорбить. Ему едва исполнилось девятнадцать, и он был новичком. Ветераны считали, что Гриманд не знает, что делает, и что он должен работать на них. Свою ошибку они понять не успели, поскольку уже были мертвы. Понимаешь, мой сын ценит свою жизнь не больше, чем цветок ценит лепестки, а его враги дрожали за свою шкуру.

В голосе пожилой женщины чувствовалась гордость, но вместе с ней также гнев и сожаление.

Графине хотелось сказать: «Я знаю такого человека. Он мой муж. Я его люблю». Но она не стала прерывать исповедь Алис, рассказывавшей о бремени, которое выпало на ее материнскую долю.

– Он больше ни за кем не ухаживал, утратил вкус к любви – он вообще отказывался говорить о ней, – но старая женщина не стала бы ставить это в заслугу шлюхе. Его сердце не зажило, как это всегда бывает. Нет, просто Гриманд утратил желание. Еще один плод материнского проклятия. И кто знает, единственный ли? Он стал самым мрачным из людей.

Карла молчала, но затем любопытство в ней взяло верх.

– Вы сказали, у Гриманда есть дочь? – осторожно спросила она.

– Он не признал ее, и тут его нельзя винить, в отличие от многого другого. Гриманд сам не знал своего отца, так что это не трагедия. Бабка не видела свою малышку с того момента, когда она родилась, прямо здесь, в этой комнате.

Если все это случилось десять лет назад, то Гриманд должен был быть гораздо младше, чем казалось Карле, – ему было лет тридцать. Она невольно подумала об Эстель. Вспоминала ее яростное, измазанное сажей лицо и не находила сходства с Гримандом, хотя прекрасно понимала, что это ничего не значит. Все дело во взгляде девочки, напоминавшем огненную стрелу ревности, пущенную в итальянку. Кем бы ни была его дочь, ее потеря оставила в сердце короля воров рану, которую не смогла залечить Алис.

– У меня отняли первого сына сразу после появления на свет, – сказала Карла. – Он рос как незаконнорожденный, сирота, в мире, похожем на эти Дворы. Ему было двенадцать, когда я снова его увидела. Я долго не могла найти в себе мужества, чтобы начать искать его. А теперь он опять потерялся. Но этого ребенка, клянусь, я никому не отдам.

Роженица заплакала, и Алис тоже, а потом начались схватки, такие сильные, словно тело Карлы разрывалось надвое. Но боль прошла, а вместе с ней и печаль. Женщина попросила чаю, и хозяйка принесла ей чашку. Выпив чай, Карла взяла с кровати портрет и внимательно рассмотрела его, любуясь великолепной работой. Черные штрихи были нанесены металлическим стилом, которое окунали в порошок из сланца. Красноватый оттенок, придававший портрету жизнь, достигался с помощью рыжей глины. Искорки света в зрачках были сделаны коричневым карандашом. Настоящий шедевр. Графиня с трудом сдерживала любопытство, чтобы не спросить, кто его создал. Алис улыбнулась: