– Они грабили мертвых. Танзер их оттаскивает, – продолжила объяснять Эстель. – Ну вот и все, теперь мы можем идти.
– Танзер! – крикнул Гриманд. – Еще один камень бессмертия! Или позволь мне сражаться.
– Тихо. – Ля Росса хлопнула его ладошкой по голове. – Делай, что тебе говорят.
Его ноги шлепали по чему-то мокрому, вероятно, свежей крови. Гриманд скрипнул зубами – пролить ее должен был он. Напряжение мышц усилило боль в обожженной коже. Король Кокейна хотел моргнуть, но не мог, потому что у него не было век. Странное ощущение… Услышав совсем рядом голос Матиаса, Инфант вздрогнул. Даже обвешанный оружием, этот человек двигался бесшумно, как леопард.
– Банда убийц опустошает дом, примерно в половине фарлонга отсюда, – сообщил госпитальер.
– Сними этих херувимов с моих плеч, и мы с ними разделаемся, – предложил ему предводитель воров.
Крепкие, словно корни дуба, пальцы сжали его руку. Гриманд не привык, чтобы его утешали. Воспоминания об этом ощущении давно стерлись у него из памяти. И тем не менее его именно утешали.
– Убить нетрудно, но их довольно много – часть убежит и поднимет шум, – возразил рыцарь. – В Ле-Але полно охранников и сержантов. Я собираюсь пересечь Сен-Дени. Откуда мы сможем незаметно понаблюдать за особняком Ле Телье?
Гриманд отогнал боль, словно туман, заполнявшую его мозг, и попытался представить дом Марселя и его окрестности. Шедший рядом мальчишка произнес что-то невнятное.
– Грегуар говорит о скотном дворе, – «перевел» ему Матиас.
– Он прав. Задний двор скотобойни Крюса. – Инфант отчетливо увидел эту картину. – Двор должен быть пустым, пока не откроют городские ворота. Там дежурит гуртовщик, обычно один, максимум двое. За несколько монет они уйдут и напьются в стельку.
Рука, державшая Гриманда, исчезла, и он вдруг понял, что ему ее не хватает – это было тоже очень непривычное ощущение. Эстель ударила пятками великана по груди, как будто он был лошадью, а не драконом, и он зашагал дальше. Сильные пальцы снова коснулись его руки и оставили на ладони маленький мягкий шарик. Король Кокейна сжал кулак с камнем бессмертия.
– Я могу обойтись и без него, – сказал он, словно отвергая сомнения в своей выдержке.
– Как хочешь, – отозвался иоаннит. – Но ты дергаешься, словно марионетка в руках безумца.
– Я не буду одурманен до такой степени, что не смогу драться?
– Ты одурманен болью. Боль и опиум уничтожат друг друга, как горькое и сладкое. Но у тебя могут быть видения, так что ты, Эстель, следи за ним.
Гриманд закинул камень бессмертия в рот.
Язык почувствовал горечь, но эта горечь была приятной. А еще приятнее была перспектива видений.