Тело царя оставалось таким же юным и сильным, как раньше, и теперь, когда он, обнаженный, стоял на носу в позе гарпунщика, каждая мышца спины и плеч четко выделялась под умащенной кожей. Солнце придало его телу цвет темно-золотого меда, и только ягодицы, обычно защищенные от палящих лучей, оставались кремового цвета. Прекрасное создание, превыше всех возлюбленное богами, и Хай, сравнивая собственное тело с телом Ланнона, чувствовал отчаяние.

В его голове начали складываться строки – песня о Ланноне, ода его красоте. Он в молчании ровно вел лодку по гладкой поверхности озера, и слова кружили в его мозгу, как подхваченные ветром листья, а потом начали падать, образуя рисунок; складывалась песнь.

На носу Ланнон, не оглядываясь, сделал свободной рукой знак, продолжая смотреть в воду, и Хай повернул лодку искусным ударом шеста. Неожиданно тело Ланнона в гибком взрывном движении освободило накопленную энергию, напряженные мышцы проявили свою силу, и он ударил длинной острогой по воде. Вода закипела, и леска, свернутая на дне лодки, начала разматываться, со свистом исчезая в глубине.

– Ха! – воскликнул Ланнон. – Отличный удар! Помоги-ка, Хай!

Они вместе ухватились за леску, смеясь от возбуждения, а потом проклиная боль в пальцах: натягиваясь, леска срывала с них кожу. Вдвоем они замедлили ход рыбы. Рыба искала глубину, тащила лодку за собой по озеру.

– Во имя Баала, останови ее, Хай! – тяжело выдохнул Ланнон. – Не позволяй ей уйти глубже. Не то только мы ее и видели.

Они вдвоем начали тянуть леску. Мышцы на плечах и руках Хая вздулись, как змеи, и рыба повернула.

Они заставили рыбу подняться, она заходила под лодкой кругами, а когда над поверхностью появилась усатая голова, Ланнон закричал:

– Держи!

Хай обмотал леску вокруг пояса, напрягся, и лодка опасно накренилась: Ланнон схватил дубину и ударил по блестящей черной голове.

Поверхность взорвалась: рыба забилась в агонии, окатив обоих водой.

– Попал! – кричал Хай. – Бей ее!

Ланнон, ослепленный пеной, колотил по огромной морде. Часть ударов попадала в борт, раскалывая челн.

– Не лодку, дурак! Рыбу бей! – кричал Хай, и наконец рыба затихла, мертвая повисла в воде рядом с лодкой.

Смеясь, отдуваясь и бранясь, они продели толстую веревку ей в жабры и втащили в лодку, перевалив через борт, – скользкую, черную, с серебряным животом и выпуклыми глазами. Усы над огромной пастью еще дергались; рыба, вдвое длиннее Хая и такая толстая, что он не смог бы ее обхватить руками, заполнила дно лодки.

– Чудовище, – выдохнул Хай. – Крупнее я не видывал.