— А не измышлял ли Лесток каких ядовитых лекарств, дабы жизнь государыни пресечь?
— Нет, нет, никогда! — Выкрик этот упредил мысль, и тут же Шавюзо с ужасом вспомнил, как рылся Лесток в старых своих записках, выискивая отдел «яды». Правда, как и тогда, так и теперь, Шавюзо был уверен, что Лесток интересуется ядами как средством лечения — ведь именно это проповедовал покойный врач Блюментрост, но ведь не объяснишь этим жестоким следователям, если докопаются до сути! Если вспомнил, почему скрыл? Шавюзо весь взмок от страха, а ноги покрылись гусиной кожей, словно от жесточайшего холода. Он уже готов был во всем сознаться, но допрос внезапно кончился.
Только в камере Шавюзо пришел в себя. Принесли ужин, попил горячего пойла, согрелся, успокоился, думая, что легко отделался, но грянул второй допрос, куда более строгий и запутанный, чем первый.
На этот раз спрашивал не Шувалов, а серьезный, хромой господин.
Первые вопросы носили скорее формальный характер.
— Нам известно, что Лесток поносил канцлера Бестужева ругательными словами. Так? Какими? — Голос тихий, монотонный, взгляд почти доброжелательный.
Поставь следователь вопрос не так категорично, и Шавюзо с чистой совестью сказал бы: «Не упомню…», — но у хромого господина был такой вид, словно он все знает заранее, а ответы секретаря нужны ему только для проверки.
Шавюзо откашлялся:
— Так прямо и повторить?
— Так и повторите.
— Лесток говаривал, — начал секретарь отвлеченным тоном, словно по бумажке читал, — экий скот государством нашим правит, каналья, лицемер, сквалыга, гнусарь, это в том смысле, что канцлер изволит шепелявить… Угрожал ли? И это было. Не раз говаривал Лесток, что рад бы был прострелить канцлерову голову пистолетом, да случай не представился.
Писарь аккуратно записывал, следователь зорко вглядывался в Шавюзо и наконец перешел к главному вопросу:
— Ее императорскому величеству с цифири разодранных реляций посла Финкенштейна известно стало, что господин твой о перемене нынешнего благополучного государствования богомерзкий замысел имел. Что знаешь о сем предмете?
О!.. Опять запахло жареным, это Шавюзо почувствовал сразу. Господи, как отвечать, научи! Ничего не знаю? Не поверят… Но он и впрямь ничего не знает об участии Лестока в заговоре против императрицы.
— Что молчишь? — жестко спросил следователь.
Шавюзо силой удержал себя в сидячем положении, ему очень хотелось повалиться в ноги следователю с воплем: «Не было ничего, не было!» — но он превозмог себя и довольно внятно ответил:
— Я ничего не знаю о сем предмете, но отвечу на все вопросы со всей моей искренностью, дабы помочь следствию.