20 Дела политические

20

Дела политические

Арестант, занявший соседнюю с Беловым камеру, был Шавюзо. Его взяли по дороге домой, когда он возвращался после дружеской пирушки в приличной компании. Лесток все узнал от кучера. В голове его брезжила слабая надежда, что арест был вызван каким-нибудь личным проступком секретаря, например, дачей взятки или непотребной дракой, но трезвый голос подсказывал: это к тебе подбираются. Кабы был ты в силе, секретарю простили бы любой грех. Похоже, что дни твои, Лесток, а может быть, и часы, сочтены.

Он приказал разжечь камин и принялся разбирать бумаги. Шавюзо был аккуратен: все письма разложены по годам, снабжены нужным шифром. Даже жалко было губить всю эту канцелярскую красоту. Лесток раскладывал письма на три стопки. Первый ворох бумаг подлежал немедленному уничтожению, вторую часть документов — политических — он складывал в коричневую папку: их следовало сохранить любой ценой. Этих бумаг было немного, но в коричневой папке было его оправдание и оружие против Бестужева. Конечно, если этим оружием захочет кто-нибудь воспользоваться там, за границей. Третью стопку обвяжет потом золотой лентой и повезет во дворец — это была его личная переписка с государыней. Только на эти атласные, с виньетками, пахнувшие лавандовой водой бумажки можно было рассчитывать в его положении.

Камин прогорел. Лесток положил плотно скомканные бумаги на тлеющие угли. Снизу вспыхнуло слабое пламя, бумаги стали расправляться с невнятным шорохом, корчиться, словно тело в пытке. Он схватил мехи и начал с остервенением раздувать пламя. Опомнился только тогда, когда пепел полетел по кабинету.

Папку он решил отнести господину Вульфенштерну, шведскому посланнику, который днями намеревался уехать из России. С Вульфенштерном у Лестока давно установились дружеские отношения, он не откажет принять папку на хранение. Но кто передаст эти бумаги? Ехать самому опасно, секретаря нет. Может, поручить жене? Но ведь перепутает все, молода, красива, бестолкова!

Так ничего и не придумав, Лесток повалился спать, а утром послал к Вульфенштерну камердинера. Папку он сопроводил запиской, написанной эзоповым языком, но посланник умный человек, поймет. Сам же стал собираться во дворец. Он кинется еще раз к ногам государыни, вручит судьбу свою и переписку, которая напомнит о светлых днях, когда он был не только лейб-медиком и другом, но и возлюбленным! Всю длинную дорогу Лесток молился, но, видно, небо забыло о нем. Экс-лейбмедик даже не был принят.

Вечером он вернулся домой, прошел в лаковую гостиную, сел, рассматривая шелковые китайские пейзажи, потом запустил в них пачкой писем, обвязанных золотой лентой. В гостиную прибежала жена.