Ричард счел ниже своего достоинства отвечать на все эти речи, и, когда пленников благополучно водворили в тюремную камеру, он приказал задвинуть дверные засовы и запереть двери на ключ и после этого удалился.

Весь конец дня Бенджамен вел нескончаемые дружеские беседы с разного рода людьми, стоявшими по ту сторону решетки, в то время как его товарищ, уныло опустив голову на грудь, мерил быстрыми, нетерпеливыми шагами узкое пространство камеры, и, если на мгновение он поднимал голову и взглядывал на толпу любопытных, лицо его вдруг озарялось почти детской наивностью, которая тотчас вновь сменялась глубокой и нескрываемой тревогой.

К вечеру у окна тюрьмы видели Эдвардса. Он долго и серьезно разговаривал со своим другом и, очевидно, сумел его утешить, ибо едва только молодой человек ушел, как Натти бросился на соломенный тюфяк и вскоре уже спал глубоким сном. Любопытной толпе в конце концов надоели разговоры с Бенни Помпой, который все время выпивал в компании своих дружков и приятелей, и к восьми часам Билли Керби, последний из стоявших у окна, не видя больше Натти, отправился в кофейную Темплтона. И тогда Натти встал, завесил окно одеялом, и оба заключенных, по-видимому, улеглись спать.

Глава 35

Глава 35

Чтоб от врагов уйти успеть,

Не стали шпор они жалеть,

Все без оглядки вскачь неслись

И так от гибели спаслись.

С наступлением вечера присяжные, свидетели и остальные участники суда стали расходиться, и к девяти часам поселок стих, улицы его почти опустели. Именно в этот час судья Темпл с дочерью и в сопровождении Луизы Грант, державшейся от них чуть поодаль, медленно шли по аллее в негустой тени молодых тополей. Между отцом и дочерью происходил следующий разговор:

– Ты лучше моего сможешь утешить старика, смягчить его, душевную боль, – сказал Мармадьюк. – Но заговаривать с ним о его проступке рискованно: закон следует уважать.

– Но, право, сэр, – пылко воскликнула Элизабет, – нельзя считать вполне справедливыми законы, если по ним выносят столь суровый приговор такому человеку, как Кожаный Чулок, за провинность, даже на мой взгляд вполне заслуживающую снисхождения.

– Элизабет, ты рассуждаешь о делах, в которых мало смыслишь! – возразил ей отец. – Общество не может существовать без разумных ограничений. Эти ограничения невозможно проводить в жизнь, если не пользуются доверием и уважением те, кто их осуществляет, и будет весьма прискорбно, если вдруг станут говорить: судья потворствовал осужденному преступнику, потому что тот спас жизнь его дочери.

– Да, дорогой отец, да, я понимаю всю трудность твоего положения! – воскликнула девушка. – Но, расценивая вину Натти, я не могу отделить служителя закона от человека.