– Да, именно пропавший, – ответил юноша, устремляя на судью пронзительный взгляд.

– А вы? А вы?.. – продолжал судья, с трудом выговаривая слова.

– Я его внук.

Целую минуту длилось глубокое молчание. Глаза всех были прикованы к говорившим, и даже старый немец с большой тревогой ждал, чем все это кончится. Но вот Мармадьюк, опустивший голову на грудь – не от стыда, а потому, что мысленно возносил благодарность богу, – вновь поднял глаза: крупные слезы катились по его красивому мужественному лицу. Он горячо сжал руку юноше и проговорил:

– Оливер, прощаю тебе твою резкость, твои подозрения. Теперь я все понимаю. Прощаю тебе все, кроме того, что ты позволил престарелому человеку обитать в таком неподобающем месте, когда не только мой дом, но все мое состояние в его и твоем распоряжении.

– Он твердый, как шталь! – воскликнул майор Гартман. – Я говорил тепе, юнош, што Мармадьюк Темпл – верный друг, он никогда не покидаль друга в нужде.

– Да, судья Темпл, этот достойный джентльмен сильно поколебал мое мнение о вас. Когда выяснилось, что перевезти моего деда обратно, туда, откуда извлекла его преданная любовь старого слуги, невозможно – его бы тут же обнаружили, – я отправился в долину Мохок к одному из его старых товарищей, в надежность которого я верил. Он ведь и ваш друг, судья Темпл, и если то, что он говорит, справедливо, и мой отец и я судили о вас неверно…

– Твой отец действительно погиб на том пакетботе? – спросил Мармадьюк с нежным участием.

– Да. После нескольких лет бесплодных усилий и жизни на очень скромные средства он оставил меня в Нова-Скотии и отправился получать компенсацию за понесенные убытки, которую присудили наконец британскому офицерству. Он провел в Англии год и возвращался в Галифакс, чтобы занять там назначенный ему правительством пост в Вест-Индии, намереваясь заехать туда, где мой дед пребывал с начала и во все время войны, и взять его с собой.

Но как ты уцелел? воскликнул Мармадьюк с живейшим интересом. Я был уверен, что ты погиб вместе с отцом.

На щеках Эдвардса выступил румянец. Юноша посматривал на недоумевающие лица волонтеров и молчал. Мармадьюк обернулся к подошедшему в эту минуту капитану Холлистеру и сказал:

Уведите солдат и распустите их по домам; излишнее усердие шерифа внушило ему неверное представление о его долге. Доктор Тодд, я буду весьма признателен, если вы займетесь раной Хайрема Дулитла, которую тот получил в этом неприятном деле. Ричард, ты окажешь мне услугу, если распорядишься прислать сюда карету Бенджамен, возвращайся домой и приступай к своим домашним обязанностям Хотя распоряжения эти большинству не очень-то при шлись по душе, подозрение, что они и в самом деле несколько превысили границы законного, а даже привычное уважение к судье заставили всех немедленно подчиниться.