Неприятно было понимать, что старик всегда настоит на своем, но мало кто знал, что все свои ошибки (а некоторые из них едва не привели к потере власти и положения) Каифа все-таки сделал сам, действуя по собственному разумению, а каждый совет или распоряжение Ханаана, будучи исполненным, приводили только к упрочению этой самой власти – особенно в долговременной перспективе. Правление можно было назвать совместным, но сказать так означало погрешить против истины. Отношения между тестем и зятем были очень сложны. Ханаану был нужен человек, руками которого он будет вершить свои дела. Иосифу же был нужен человек, на которого можно возложить ответственность за любой поступок. Они могли ненавидеть или презирать друг друга, но не могли бруг без друга обойтись. Это было странно, но это было так.

Все священство знало, что за кряжистой фигурой Иосифа бар Каифы стоит щуплой тенью его малорослый мудрый тесть – и это всех устраивало. В общем-то, ни Каифа, ни Ханаан положение вещей особо и не скрывали и, когда на заседаниях Синедриона на месте главы сидел Иосиф, а Ханаан скромно занимал кресло, расположенное в тени, почти в углу, то все знали, насколько прочна паутина, протянувшаяся между бывшим и нынешним первосвященниками, и кто сейчас в действительности управляет собранием. Но все забывали о том, что паутина имеет два конца, и никогда не стоит обманываться, что до конца понимаешь, кто и от кого зависит.

Сегодня Ханаан выглядел особенно плохо.

Старика мучила подагра, и запах растирок, исходивший от его распухших ног, был поистине непереносимым. То ли от запаха, то ли от боли, то ли от начинающейся жары (а скорее всего от всех трех причин) Ханаан находился в очень дурном расположении духа. Внешне это выражалось разве что в том, что правая рука его, лежащая на подлокотнике кресла, нервно подрагивала, деформированные в суставах пальцы постукивали по дереву.

А день действительно обещал быть жарким, так что раздражался Ханаан не зря. Он вообще мало что делал зря – для того, чтобы предугадать полуденный зной особой прозорливости и не требовалось. Несмотря на сравнительно ранний час (Каифа специально не стал откладывать визит к тестю на более позднее время) солнце уже припекало. Над камнями балюстрады, с которой открывался превосходный вид на город и белую громаду Храма, начинал дрожать воздух, и небо из голубого становилось блеклым и выжженным. Измученные небесным жаром облака стремительно выцветали в зените.

– Что же твои хваленные шпионы? – проскрипел Ханаан, не утрудив себя даже попыткой поприветствовать зятя. – Расскажи мне, Каифа, сколько ты платишь этим бездельникам?