Светлый фон

— А если это не ложь, прокуратор?

Отяжелевшее за месяцы пребывания в Остии лицо Пилата исказила брезгливая гримаса.

— Скажи-ка мне, Крисипп… А ты не один из… этих — его последователей? Из … минеев?

— Нет, игемон, — сказал секретарь, и почему-то перешел с латыни на арамейский. — Я не миней. Я не верю в то, что мертвые возвращаются на эту землю. Но я знаю, что каждому воздается по вере его. Неважно, во что ты веришь, важно, как ты живешь…

Он поднял голову и отложил в сторону письменный прибор.

— Позволено ли мне, прокуратор, высказать свое мнение, до того, как мы приступим к главному?

Пилату не нравился тон, которым говорил нанятый им скриба, но что-то, возможно, любопытство, возникающее у людей деятельных лишь от длительного безделья, заставило бывшего прокуратора кивнуть.

Секретарь кивнул в ответ, как равный равному, и Пилат подумал, что наглеца обязательно надо уволить. Жаль, конечно, скриба попался грамотный, знаток своего дела, но почтения не знающий… Держать такого — не уважать себя. А себя Пилат уважал и требовал того же от окружающих.

— Люди смертны, игемон, — сказал грек на арамейском, глядя прокуратору в глаза. — Бессмертны их идеи, их слова. В начале было слово, прокуратор. Все остальное было потом. Того, кто придумал слово, можно убить, но что делать с теми, кто услышал его и передал другим? Что делать с ними? Что делать, когда семя уже упало в землю? Когда ростки уже взошли?

Пилат вдруг понял, что именно арамейский — родной для Крисиппа язык, а еще через мгновение ему пришло в голову, что скриба похож не только на грека.

— Не га-Ноцри жив, прокуратор. Ты прав: человек, которому копье пробило сердце, умирает. Но когда он возвращается в мыслях тех, кто любил его, кто слышал его… Когда его слово передается из уст в уста, люди верят, что он вернулся из мира мертвых. Те, кого любят, игемон, не уходят, пока о них помнит хоть один человек. А те мертвые, о ком помнят тысячи, живее многих живых. Га-Ноцри надеялся, что народ восстанет против твоей жестокости, что сам Всевышний поможет ему прогнать римлян из Иудеи, но был и второй план. План безумный, глупый — умереть и самому стать Богом. И этот план удался. Он обманул и тебя, и смерть, Пилат. При жизни многие не хотели слушать его, гнали, ведь нет пророка в своем отечестве, но когда он вернулся живым с креста, его слова обрели другой вес. Людям не нужна правда, прокуратор! Им не нужны все эти исписанные пергаменты, — он взял несколько свитков и отбросил их в сторону. — Им нужна вера и чудо! И если чуда нет, его надо придумать… Что есть слово, прокуратор? Просто звуки, вылетающие из нашего горла! Для того, чтобы слово стало Словом, нужна вера. И Иешуа ее создал… Правда, плата была дорогой.