Гейб позволил ей выговориться. Когда слезы иссякли, он мягко сказал:

– Ты не убивала Макса, Лекси. Он был болен. Он покончил с собой.

– Но, Гейб, ты не знаешь. Не знаешь меня. Я сделала нечто ужасное. Непростительное.

– На свете нет ничего непростительного.

Гейб погладил ее волосы.

– Поэтому я прилетел. Мне все равно, что бы ты ни сделала. Я люблю тебя. Люблю такой, какая ты есть.

– Гейб, ты ведь ничего обо мне не знаешь.

– Нет… и не собираюсь узнавать. Это я раньше думал, что хочу услышать правду. Не хочу. Прошлое есть прошлое. Его нельзя изменить. Я смотрю в будущее. Наше будущее, – уточнил он, погладив ее живот. – Роди этого ребенка, Лекси. Выходи за меня. Понятно, что «Крюгер-Брент» всегда будет на первом месте. Но я согласен довольствоваться вторым, если это нужно для того, чтобы быть с тобой.

Гейб распахнул объятия, и Лекси бросилась ему на шею и прижалась так, словно от этого зависела ее жизнь. Она так любит его, что страшно становится. А ребенок…

– Я боюсь, Гейб, – прошептала она, наконец отстраняясь. – Моя мать умерла, когда рожала меня. Бабушка умерла, когда рожала ее. Я даже не смерти боюсь. Мне страшно умереть, прежде чем удастся вернуть «Крюгер-Брент» былое величие.

Гейб смотрел на нее со смесью жалости и изумления.

Хуже всего, что она говорит искренне…

– Ты не умрешь, Лекси. Выходи за меня.

«Не могу. Все равно ничего не получится. Ты почти ничего обо мне не знаешь. И не должен узнать».

– Я согласна.

Гейб просиял:

– Правда! Ты станешь моей женой?

– Да!

Лекси смеялась и плакала, гладила и целовала его, не в силах отпустить.

– Да, я выйду за тебя. Я так тебя люблю!