– Петрович, ты ж хотел про разведку, – напомнил Иван. – А говоришь про бороду.
– Борода-то с разведкой и связана, – не смутился Петрович. – Мне, значит, медаль, а я комполка – позволь бороду отпустить, из кержаков я, привык. Он: из кержаков? Значит, охотник, по лесам жил? Тоже смекалистый… Жил, говорю. Ну, тогда, паря, я тебя в разведку беру. Коли медведей добывал, немца живьем добудешь. А бороду, говорю, позволишь? А он: как первого «языка» приведешь – в награду позволю… И вот пошел я себе бороду зарабатывать. Ох, и помытарился я! Первого немца привел, все – живого, здорового, правда, ребра ему маленько помял, когда в окопе барахтались. К комполка – позволь бороду! Нет, говорит, ты мне не того привел. Этот, кроме своей бабы, ничего не знает. Ну, ночью я тихонько собрался и один пошел. Вот ходил, ходил возле ихних окопов, думаю, которого же брать? Их много, выбери попробуй. Ну, выбрал с погонами, офицера приволок. А брал я их так: высмотрю которого, скараулю, когда рядом никого, и прыг ему на шею! Веришь, от страху они в штаны напускали! Одно дело, когда его в охапку ловишь, другое, когда на шею верхом. Он, немец-то, верно, думает, не человек это – зверь, и боится… Прижму его маленько в окопе и тащу. Ну, притащил я офицера. Комполка сначала заругался – кто разрешал ходить? Кто приказывал?.. Я говорю: мне бороду надо… Не позволил.
Петрович поднял ковш с медовухой, огладил усы, бороду и осушил единым духом.
– Во, паря, как! – сказал он то ли о ковше, то ли о строптивости комполка. – Потом он мне говорит: ты, кержак, к ордену за того офицера представлен. Я чуть не на колени перед ним: не надо ордена, дай бороду! Не дал… Ладно, тут большое начальство к нам нагрянуло, генерал. Опять им немец-язык потребовался. Ну, пошли мы втроем, двух притянули – солдата и офицера. Когда офицера-то я жучил в окопе, он меня за палец тяпнул. Притащили, сдали. Нас генерал к себе позвал. Тут же ордена достает и давай нам приворачивать. Я перед ним на колена – дай, грю, бороду! Позволь! Он так рассердился, потом узнал, что кержак, – отошел. Возьмем, говорит, город Минск – отпустишь. Ладно, Минск взяли, я уже два дня небритый хожу. Встречает меня новый комполка, старого-то убили… Говорит – почто небритый? Я ему так и так… Побриться! Ничего не знаю! Крутенький… Опять за немцем посылает. Пошли мы с мужиками, скараулили одного. Темнота, он в окопе то ли сидит, то ли стоит – не видать. Голова в каске торчит, и все. Ну я на шею ему и прыгнул!
Старик, оживленный баней, медовухой и рассказом, вскочил, изобразил, как прыгал, и в страхе выкатил глаза.