– Мужики, – прошепелявил Сергей. – Снимите наручники.

– Жора, это что за диалект? – спросил крашеный очкарика. – Вятский, что ли?

– Московский.

Бурцев глянул исподлобья, опасаясь, что вновь накатит волна ненависти.

Не накатила. Даже когда крашеный дыхнул в лицо запахам жевательной резинки, рассмеялся с жалостью и тычки стали почти дружеские.

– Слушай, ты, лох… Да ты хоть знаешь, в чью квартиру вы с приятелем въехали? Ты представляешь, кто там живет?

– Я живу, – как мог сказал Бурцев и обнаружил, что одного переднего зуба нет, а два рядом качаются.

– Что? – теперь развеселился очкарик. – Не понял? Кто живет?

– Бурцев Сергей Александрович, – сказал он, жалея выбитый зуб – ну как теперь на люди показаться?

Они мгновенно переглянулись, поняли друг друга. Крашеный резко схватил за бороду, сжал пальцы.

– Сука… Да ты не гаврюха, если по наводке работал. А чей тогда? Из какой братвы?

– Из спецпрокуратуры, – едва выговорил, а скорее высвистел Бурцев.

Они еще раз переглянулись. Но не оттого, что поверили и испугались, напротив, возвели его в более высокий воровской ранг. Шутка сказать, знали, чья квартира, и пошли.

– На хрен, в камеру его, – сказал умненький очкарик и поднял трубку прямого телефона.

– Это не правильно, – заметил Бурцев. – Снимите наручники и оставьте здесь. Иначе потом не прощу, мужики.

– Что ты не простишь? – Крашеный, похоже, разобрал только одно слово, но выпустил бороду.

– Гестапо…

– Тебя, мразь, на дыбу повесить мало! – зарычал крашеный, и тычки его тяжелого кулака покрепчали. – Губу раскатал – демократия!.. И не пугай! Я на твою братву вот такой положил! С прибором!

Секунду назад он выглядел как вполне нормальный человек – живое, подвижное, ироничное лицо, блестящий задорно глаз; тут же, словно по собственной команде, он стал грозным и страшным. И не играл эти чувства! Потому что излучал их густым, холодящим потоком.

Бурцев вспомнил способ, как избегать резких приступов влюбленности и страха, представил, как этот крашеный сидит утром на унитазе и пыжится, наливаясь краснотой, выкатывая и так выпуклые глаза.