– Не было ни гроша и вдруг алтын, – усмехнулся он. – Чудеса, да и только!

– Что? Что ты сказал?

– Живи, – разрешил Ярослав. – Мне не жалко. Вдвоем вам будет веселее.

– Спасибо! – как показалось, излишне горячо вымолвила Олеся и благодарно прикоснулась к его руке.

– Что же сразу не пришли вместе? – спросил он.

– Побоялась, прогонишь…

– А сейчас не боишься?

– И сейчас боюсь, – вымолвила Пленница. – Потому что ты мужчина и ты сильный.

– Я таким и представляла тебя, – призналась Олеся, глядя ему в лицо. Потом портрет покажу Он в рюкзаке, на самом дне… Можно, я подержусь за твою руку?

– За руку? – Ярослав машинально убрал руки назад. – Что это значит? Зачем?

– Дай, пожалуйста, – попросила Пленница. – Я рассказывала ей… Она никогда не видела настоящей мужской руки. Ну, дай, в этом же нет ничего особенного, правда?

Ярослав пожал плечами, отер руку от каменной пыли и подал. Ладонь была в мозолях и трещинах, шершавая, заскорузлая от лома и кувалды, пальцы не разгибались до конца. Он стеснялся своих рук, когда приезжал в поселок и появлялся на людях: земля, древесная смола – все, с чем приходилось возиться каждодневно, глубоко въелось в поры, и отмыть руки никогда не удавалось.

Олеся подержала его руку, погладила, радостно и таинственно улыбаясь, затем прижала к своему лбу и на мгновение замерла. Он смотрел на все эти манипуляции и чувствовал, как в душе вызревает протест, еще не осознанный, но ощутимый. Пленница, кажется, была довольна еще больше, и Ярослав вдруг вспомнил мимолетный разговор с Юлией…

Она сказала, что приручать опасно. Для всех: кто приручает и кого приручили. Только не объяснила почему.

Ярослав отнял руку, встал и от странного смущения не нашел, что сказать, молча взял кувалду и разбил на кирпичи принесенную плиту.

– Таким я его и представляла, – сказала Олеся за его спиной, словно Ярослава не было рядом.

– Я тебе говорила! – с гордостью произнесла Пленница.

А он взбесился от этого диалога.

– Все! Хватит! – закричал он, отшвыривая кувалду. – Ну что стоите? Уходите отсюда! Идите куда-нибудь!.. Не мешайте мне работать! Я вас прошу, не мешайте!

Но так и не избавившись от смущения, Ярослав поднялся на склон, в свою каменоломню, и, вымещая остатки гнева, принялся выворачивать плиты и швырять их вниз без всякого разбора. Женщины исчезли с глаз… Намаявшись с камнями, он остыл и стал жалеть, что накричал, осознавая причину своего внезапного гнева – ему стало неуютно в Скиту от многолюдья, пропало внутреннее равновесие, будто он снова попал на «лестницу любви» в разгар учебного года. Эти нежданные и незваные гости, явившись сюда с какими-то своими странными целями и замыслами, выводили его из привычного состояния одиночества, но не того, волчьего, а нового после встречи с Юлией, когда можно было с утра до вечера вести с ней мысленный диалог, что-то рассказывать или обсуждать, например проект будущего замка. И от этого было хорошо, радостно…