— Да не в нашу армию, чудило! В немецкую!

Вместе с майором и капитаном, поразившими меня своими погонами, я занялся разработкой операции. А что, если попытаться поехать на фронт вместо Бальдура? Его биографию я знаю чуть ли не с детства, а самого его в новой части, скорее всего, не знает никто. Захватить Бальдура не сложно. Куда труднее получить его личное дело и выяснить место назначения. Веденеев не отверг и не утвердил мой план.

— Пробудешь здесь две недели, — сказал он. — Постарайся изучить досконально структуру СД и абвера. Получишь материалы о разведслужбах Англии и Америки. Тоже может пригодиться. Ну, а дальше посмотрим. Вернешься в район Южнобугска, оценишь ситуацию на месте. Я, видимо, буду неподалеку. Свяжемся с Москвой и решим. Только не увлекайся своим проектом, если появится более перспективный вариант.

Снова я превратился в ученика. Приходилось работать по двенадцать — четырнадцать часов. Я уставал, конечно, но с радостью обнаружил, что за время службы в разведке память стала емкой и цепкой. Мои учителя, майор и капитан, были довольны. Майор владел немецким не хуже меня. Много раз мы разыгрывали с ним разговор в немецком штабе, в абвере, в полевой жандармерии, и надо сказать, в некоторых случаях я поправлял его, потому что общение с немцами обогатило меня множеством деталей, которые нельзя узнать ни из одной инструкции. Потом майор уехал. Прощаясь, он сказал:

— Спасибо вам, Штурманок. Скоро тоже надену немецкую форму.

Незадолго до моего отъезда самолет с Большой земли сбросил контейнеры с оружием, батареями для радиостанций, консервами и газетами. А кроме всего этого, там были письма.

— Пляшите, товарищ старший лейтенант, — сказала Паша, протягивая два письма. Прямые, острые буквы на конверте могли быть написаны только одним человеком на свете — моим отцом.

«Вот мы и воюем оба, сын!..» Наверно, я сильно побледнел, потому что Паша протянула кружку воды.

Отец всегда оставался для меня живым, хоть с начала войны я ничего не знал о нем. Он командовал теперь артиллерийским соединением. О службе отец писал скупо. Я понял, что его полки участвуют в большом сражении. Может быть, Сталинград? Письмо было датировано началом января. Оно кончалось словами: «Верю, что мой моряк и в сухопутной войне проложил верный курс. Твой отец, гвардии полковник Дорохов». Второе письмо было от матери из Сухуми. Треугольничек из тетрадной бумаги. Как только развернул его, понял все. Не закружилась голова. Никто не принес мне воды.

«...Не могу, не имею права, Алешенька, скрыть от тебя правду. За несколько дней до полной победы под Сталинградом убит отец».