Но Лидумс был неумолим, и через три дня «лесной брат», поднятый среди ночи строгим голосом командира: «Делиньш, что было нарисовано на обертке сигарет «Рококо» и сколько они стоили?» — отчетливо отвечал: «Красивая дамочка, такая пухленькая. Стоили полтора лата…»
Занятия кончались не раньше полуночи. Только прослушав последние известия, ложились спать. Лишь дежурный охранял лагерь.
А утром все начиналось сначала…
Так прошли майские праздники, так прошла неделя после праздника. И только восьмого мая Лидумс достал из «почтового ящика» короткое сообщение:
«Направьте Мазайса в Ригу по условному адресу. Встречайте гостей девятого».
Обучение окончилось. Начинался опасный экзамен.
Да, порой им казалось, что они взялись за непосильное дело.
Спать рядом со шпионами; оберегать их как малых детей; кормить их нашим хлебом; выслушивать изо дня в день яростные их нападки на Советскую власть, которую каждый из слушателей защищал своей грудью; делать вид, что веришь их хвастливым заявлениям о том, что скоро-скоро все в Латвии будет по-другому, для того именно и пришли сюда шпионы, уж они-то тут камня на камне не оставят, уж они-то составят свой проскрипционный список, по которому повесят или расстреляют каждого приверженного к коммунизму…
Слышать их речи о прошлых подвигах, о сладкой жизни за границей, делать вид, что завидуешь такой собачьей жизни… Да, для всего этого нужны крепкие нервы!
Сначала чекисты помалкивали, поддакивали, но вот однажды Бородач сорвался, наговорил всяких горьких слов в адрес тех, кто бросил Родину и удрал за границу. К его удивлению, подействовало: Вилкс приказал Эгле прекратить спор. Так-так, значит, вы, собачьи дети, побаиваетесь?
Лидумс был недоволен такой несдержанностью. Ну, пусть бы сорвался Мазайс или Граф, но Бородач — опытный оперработник мог бы и потерпеть, мало ли бывало случаев, когда победа зависела только от терпения! Бородач окончательно рассердился. Разговор они вели во время обхода окрестностей лагеря, тут их никто не слышал.
— Не мы к ним, а они к нам пришли, так пусть прислушиваются к тому, что в Латвии делается! — сердито заявил Бородач. — А для нас такие стычки даже полезней. Пусть докладывают своим хозяевам, что им тут в рот не смотрят, сами умеют думать. Сколько они ни лгут о своей красивой заграничной жизни, но во всякой лжи просвечивает капелька правды. Вот мы и будем этой самой нечаянно высказанной правдой бить их по отвислым губам, чтобы не очень язык распускали. Ведь проговариваются же они то о нищенском заработке на шахтах, то о мертвой скуке в чужом раю. Почему же нам не использовать эти их оговорки? Скорее притихнут…