Я похлопал ее.
— Прими мои соболезнования, — шепнул я.
Она прижалась к моему плечу.
«Спасибо», — сказали ее губы.
Я неловко обнял ее, — это было что-то среднее между жестом утешения и лаской. Она вынула блокнот. «Я сидела рядом, когда он уходил», — написала она. Ее взгляд обеспокоил меня. Казалось, она хочет написать еще что-то. Она помедлила. Видимо, какая-то мысль, пришедшая ей в голову, успокоила ее. И она написала: «Я хочу пить!»
3
«Я приехала, чтобы рассказать тебе кое-что», — написала Моник.
Мы сидели на скамейке перед бараком, держа стаканы лимонада с кусочками льда. Я принес два вентилятора — один для Моник, другой для себя. Поток воздуха шевелил листки ее блокнота.
В глубине души я надеялся, что она напишет, что любит меня. Что она хотела бы, чтобы мы состарились вместе. Что она наконец освободилась от брачных цепей, связывавших ее с Дирком, и может теперь отдаться чувствам. Ко мне. Что-то в этом духе. Бьорн, романтик.
«Я знаю, что ты разочарован, — написала она. — Не делай вид, что не понимаешь. Ты думаешь, что я тебя обманула».
Я не мог полностью отрицать этого. Она
«Я не могла говорить. Тогда, — написала она. — Теперь Дирка нет… Это он настаивал. Все время. У него была мания анонимности. — Она вопросительно посмотрела на меня. — Ты действительно этого не понял?»
Я не имел ни малейшего представления, о чем она говорила.
Десять-пятнадцать секунд она рисовала в блокноте каракули. Потом написала: «Кем был Дирк?»
— Дирк был твоим мужем.
Она вздрогнула, словно Дирк вдруг стал полтергейстом и воспользовался возможностью дать ей пощечину.
«Моим мужем? Почему ты так думаешь?»
Выражение неподдельного искреннего изумления не могло быть комедией.
— Это… я всегда воспринимал как данность. Кто-то мне сказал. А вы не были женаты?