Даже когда я, пытаясь их отговорить, напомнил о груде черепов и костей, которая практически полностью скрывала статую (если там вообще имелась статуя), это лишь усилило их воодушевление и они начали выдвигать новые, чаще всего весьма нелепые, предположения относительно того, зачем морсего складывали трупы убитых ими людей в одну огромную кучу.

Валерия и Клаудио заявляли, что морсего, должно быть, научили этому их создатели, а Касси и профессор считали, что эти их действия являются результатом трансформации какого-то культа, который изначально был совсем другим.

К сожалению, данная дискуссия закончилась все тем же выводом о том, что необходимо выяснить, действительно ли там, внизу, имеется статуя, с каким бы большим риском это ни было связано.

— Пожалуйста, — сказал я, отводя Кассандру чуть-чуть в сторону, — не делайте этого.

— Не делать чего?

— Не придуривайся, ты ведь прекрасно знаешь, о чем я говорю.

Мексиканка, скрестив руки на груди, вздохнула.

— Ты просто не понимаешь, что…

— Я понимаю лишь одно — вы все, похоже, потеряли разум.

— Возможно, ты и прав… — сказала Касси, несколько секунд подумав. — Но даже если это и так, я считаю, что нам нужно туда спуститься. Лично я ради такого открытия готова рискнуть своей жизнью. А вот тебе лезть туда вместе с нами совсем не обязательно. Пожалуй, будет даже лучше, если ты останешься здесь.

Мексиканка, к несчастью, знала меня очень хорошо, а потому ей было отнюдь не трудно догадаться, каким будет в подобном случае мое решение. Последними своими словами она устроила мне, можно сказать, самый настоящий психологический шантаж. Мне ведь, поскольку я не смог никого переубедить, не оставалось ничего другого, кроме как либо предоставить этих людей самим себе, либо помочь им. И ответ на данную дилемму имелся только один.

Мы обшарили рюкзаки наемников, забирая из них все, что могло оказаться для нас полезным, и таким образом «разжились» несколькими бенгальскими свечами, парой фонариков, портативными радиостанциями и пятьюдесятью метрами прочной веревки.

Мы свалили все то, что у нас теперь имелось, в одну кучу в центре лагеря и начали обсуждать, как же нам пробраться внутрь большой пирамиды, осмотреть то, что нашим четверым ученым хотелось осмотреть, и вернуться живыми и невредимыми.

Насчет последнего пункта у меня, правда, никаких иллюзий не было.

Поскольку я вряд ли смог бы снова найти путь к «золотому залу» через подземный лабиринт — подземная канализация и в самом деле представляла собой своего рода лабиринт, — все пришли к выводу, что добраться до этого зала мы можем только по тому пути, по которому я из него выбрался. Для этого у нас имелась веревка (она была, как мне показалось, достаточно длинной и прочной, а профессор предложил еще и сделать на ней через каждый метр узел, чтобы нам потом было легче лезть по ней вверх) и уверенность в том, что факелы и бенгальские свечи не позволят морсего приблизиться к нам, когда мы по этой веревке будем спускаться.