— Мы не думали об эпохе, доктор! Не правда ли? Жили, как повелевала совесть!

— И горели, как свечи! — поддержал он разговор. — Стеарин остался, а фитилька частенько не хватает… Сердце у вас пошаливает. Но имейте в виду, что сердце — аппарат выносливый. Только убирать надо все лишнее. Пора отказаться от трубки. Коньяк?

— Коньяк, доктор…

— И от коньяка! Занятия историей не обременительны! Я тоже иногда мысленно возвращаюсь к прошлому… Нельзя сказать, чтобы о фашистском плене написано было мало… А вы знаете, не доходит до молодых… Рассказываю вот дочке, она верит… Но чувствами этого не постигает…

— Да, в стандарты здесь ничего не вгонишь! Звоните, доктор! Может быть, я чем-нибудь и помогу!

Решился уже совсем на прямой намек. Но легко, конечно, и объяснимо желание пациента чем-то помочь своему доктору. И уловил, уловил я в нем какое-то движение, какое-то смятение чувств, беспокойство, при всей его сухости и сдержанности. Он сжал мне руку чуть выше локтя и проговорил:

— Принимайте мои лекарства… Заглядывайте через недельку…

Мы раскланялись…

Солнце между тем совершило положенный ему путь, и его лучи упали на веранду. Блистала серебром хвои елочка. Я снял с гвоздя шляпу и тихо пошел…

12

А теперь послушаем их разговор. В аппаратной собралась вся группа, участвовавшая в операции: Василий, Сретенцев, Волоков…

Сальге. Здравствуйте, доктор!

Раскольцев. Здравствуйте! Я удивлен…

Сальге. У вас два дня не отвечает телефон!

Раскольцев. Идут работы…