Все обстоит хорошо. Через четверть часа я буду на «Ремэмбере»! Предупредите нагарнукских воинов, чтобы они рассыпались по всему лесу, так как возможно, что, потерпев поражение, «человек в маске» покинет своих и будет стараться укрыться в лесу. Не надо давать ему возможность бежать: настал час возмездия за все его преступления!
Все обстоит хорошо. Через четверть часа я буду на «Ремэмбере»! Предупредите нагарнукских воинов, чтобы они рассыпались по всему лесу, так как возможно, что, потерпев поражение, «человек в маске» покинет своих и будет стараться укрыться в лесу. Не надо давать ему возможность бежать: настал час возмездия за все его преступления!
Эту записку он отослал с туземцем молодому графу, чтобы успокоить его.
— По местам, господа! — скомандовал Джильпинг.
Красный Капитан встал на самом краю берега, как раз напротив того места, где в нескольких метрах от берега находился его «Ремэмбер», готовый каждую минуту кинуться в воду и вплавь добраться до своего судна.
— Биган, растопите печь! — продолжал Джильпинг.
Солома разом вспыхнула и ярко запылала; люди без устали подбрасывали ее в огонь, и спустя несколько минут аэростат стал надуваться.
Оба механика держали наготове причалы, чтобы спустить по первому слову команды…
Вернемся, однако, к тому, что происходило внутри судна, которое теперь поднимали на поверхность воды. Прошло всего только пять дней с того времени, как капитан покинул «Ремэмбер», но эти пять дней показались экипажу целой вечностью. Мрачный и безмолвный, как грозный призрак, Сэмюэл Дэвис наблюдал за тем, чтобы все несли свою службу совершенно так же, как при капитане. Но уже на третьи сутки Холлоуэй, старший механик, осмелился явиться к Дэвису и спросить его, долго ли они будут оставаться в этом положении. В ответ Дэвис указал ему на свои пистолеты и сказал:
— В следующий раз они вам ответят!
И Холлоуэй больше ничего не спрашивал, но среди механиков началось глухое брожение; открытый бунт неминуемо вспыхнул бы на судне, если бы все эти люди не были глубоко убеждены, что их жизнь зависит от лейтенанта Дэвиса, которому, как они думали, был известен секрет управления судном; если его не станет, то ни один человек не выйдет живым из этого металлического гроба. И этого было достаточно, чтобы сдерживать всех в границах самой строгой дисциплины.
Загадочное бегство Ивановича не вызвало никаких подозрений, так как Дэвис объявил Прескотту и Литлстону, что он отправился с его поручением к капитану. Сам же он, не зная, как объяснить себе это непонятное исчезновение, полагал, что капитан ночью приходил за своим другом и увез его с собой, никого об этом не предупредив. Это предположение, вполне согласовавшееся с характером Джонатана Спайерса, было тем более вероятно, что Дэвис всегда считал русского ближайшим другом и поверенным капитана.