— Апырай! — беззвучно выдохнул он и порывисто встал, глубоко и облегченно вздохнул. Что ни говори, а мало человек замечает радость свободы, пока не потеряет ее.

…Ночь шла на убыль, и стояла та предрассветная мгла, когда темнота уже теряла силы, а свет наступавшего утра был еще слаб. На востоке вдоль горизонта уже бледно прочертилась светлая полоска, которая должна скоро превратиться в зарю.

Нуртаз, оглядевшись, заметил бурдюк с кумысом, лежавший возле кошмы, быстро нагнулся и торопливо стал пить. Утолив жажду, он пошел к стреноженным лошадям. Тут же находился и его каурый скакун. Конь потянулся к нему влажными губами. Нуртаз прижался к нему лицом, погладил его ладонью по шее. «Ты один у меня… Недавний и верный друг, — подумал он, — не продашь, не предашь».

Он распутал коня, подумал, направился к другим лошадям и снял с них путы. Одного, чалого, взял за повод, а остальных пустил на свободу. Окинул взглядом родной аул. Юрты стояли темными силуэтами на фоне бледнеющего неба. В самом центре аула вырисовывалась высокая большая юрта Габыш-бая, прочная и добротная, ударят копытом — не пошелохнется. А рядом, в другой, белой свадебной юрте, пока никто не жил, стояли сундуки и лежали горой одеяла, паласы, ковры. Там все приготовлено к свадебному тою.

Нуртаз вернулся к костру, выбрал головешку и двинулся к белой юрте. Неподалеку темнел стог яндака, сухой колючки, которой топят очаг, и Нуртаз подпалил его снизу. Подождал, когда огонь запрыгает с треском по сухим стеблям, обволакиваясь дымом, и выдернул огненный пучок. Подбежал к белой свадебной юрте и… остановился.

В его зрачках прыгали багровые отблески. Пучок колючек горел ярким пламенем, освещая все вокруг, и казалось, будто ночь обступила темной толпой и смотрела на него немыми глазами. Сухие ветки звонко потрескивали, и в этом треске было что-то похожее на выстрелы. В памяти Нуртаза всплыли картины недавнего прошлого. Он увидел дым пожара и горящие юрты, которые поджигали солдаты карательного отряда, услышал пальбу из винтовок по убегающим перепуганным детям, женщинам, старикам… Именно тогда и погиб отец Нуртаза, пастух Хужмат…

Огонь подбирался к обожженным рукам юноши, лизнул пальцы. Нуртаз с детства жаждал открытой борьбы и готов был встретиться лицом к лицу с любым врагом и любой опасностью. А здесь он не мог ответить на измену слепой местью. Да и месть ли это?..

— Апырай! — глухо воскликнул Нуртаз, борясь сам с собой.

Он швырнул огненный пучок далеко в сторону от высокой свадебной белой юрты. Огненный факел упал на вытоптанную траву и рассыпался, задымил, лишь отдельные язычки пламени трепетали и никли обессиленные.