— Послушай-ка, — тихо сказал Жан-Мари Бенику, — придется задержать их, чтобы мальчишка мог уйти.

— Я готов, — ответил Беник.

Но задерживать не пришлось. Ивон без труда прошмыгнул мимо полицейских, выбежал в коридор и был таков.

Убедившись, что паренек исчез, оба моряка спокойно последовали за полицейскими, которые тут же отправили их в городскую тюрьму.

Выйдя из отеля, Ивон сообразил, что, дабы не привлекать внимания, бежать не следует. Заложив руки в карманы, задрав голову, он с видом праздного гуляки продефилировал мимо полицейских. Ему особенно приятно было слышать, как кто-то из прохожих сказал:

— Кажется, это те самые бравые ребята, что вышвырнули сегодня из окна англичан.

— Жаль, что их двое, а не двенадцать. Разделались бы с полицейскими! И нашлось бы где спрятаться славным молодцам.

«К нам относятся с симпатией! — отметил про себя паренек. — Приятно слышать! Кто знает, быть может, скоро придется прибегнуть к их помощи».

Вскоре полицейские и арестанты подошли к зданию тюрьмы. У входа стояли гвардейцы. Тяжелая дверь отворилась, и в тот самый момент, как конвой уже должен был скрыться за ней, мальчик подбежал к дяде и Жану-Мари. «Будьте спокойны, я здесь!» — как бы говорил его взгляд.

Юнга неплохо ориентировался в чужом городе. Прежде всего он решил отыскать моряцкий квартал. Долго петляя по улицам Буэнос-Айреса, он вышел наконец к причалу, у которого увидел маленькие каботажные суденышки[269]. Ни одного значительного судна видно не было.

— Ерундовый флот! — пренебрежительно присвистнул Ивон.

Мальчик не знал, что бухта мелководна, и крупные пароходы вынуждены швартоваться в десяти километрах отсюда, на главном рейде[270].

Впрочем, сейчас это не имело значения. Главное, найти отель поскромнее. Ивон надеялся встретить там моряков. На этих людей можно положиться.

Юнга, хоть и был шустрым малым, все же чувствовал себя в аристократических кварталах не в своей тарелке. Ему свободнее дышалось вдали от центра, от роскошных магазинов и ресторанов. К тому же он успел привыкнуть к запаху гудрона[271] и теперь испытывал нечто вроде ностальгии[272]. Для него не было большего удовольствия, чем наблюдать за матросами, когда те, вернувшись из плавания, не пропускают ни одного погребка в городе. Веселые компании прохаживаются по улицам, их можно узнать за версту по особенной моряцкой походке.

Внезапно Ивон вспомнил, что одет словно плантатор: соломенная шляпа, белая пикейная куртка[273], брюки навыпуск и батистовая рубашка[274].

К черту этот маскарад! Матрос он, наконец, или не матрос?