— Прачку из подпольной организации могут дать, — сказал Поленов.

— Если она Муркину в списки не попала, — заметил Калачников.

— Что за списки? — спросил Поленов.

Петр Петрович подробно сообщил о разговоре Муркина с Хельманом, о своем визите на квартиру городского головы.

— Что же вы надумали там делать, у Муркина? — поинтересовался Никита Иванович.

— Да толком и сам тогда не знал. Перебрали мы с Сашком сотню вариантов, и ни один нам не понравился: легко гитлеровцы не расстались бы со своим холуем, скомпрометировать его подметными письмами трудновато. Решил я наведаться к нему, благо он приглашал. Была думка: постращаю. Мол, встретил на улице двух незнакомых мужчин. Предупредили они меня: если по доносу городского головы будет расстрелян хотя бы один человек, вся семья Муркина будет уничтожена, как Кох и Эггерт с Шарлоттой.

— Постращали?

— Не пришлось. Вхожу к нему в комнату, а он уже закрывает свою шкатулку. «Отцовские документы смотрел, — пояснил мне городской голова, — все годы от большевиков прятал. Дела у отца были в идеальном порядке, господин Калачников. Не будь революции, я был бы сейчас состоятельнейшим человеком!»

— Как же вы догадались, что там ценности? — спросил Поленов.

— «Документы» зазвенели, когда он понес шкатулку в спальню. Тут вспомнил я полицая, который когда-то меня охранял, отнял у него Муркин золотые часы. «А при расстрелах во рву, — говорит, — городской голова набил карманы золотом». Заметил я, что Муркин направился в правый угол спальни. Вот и сходил к коменданту.

— А список он успел составить?

— Не знаю. Из-за этого и беспокоюсь. Многого он не сделал, но что-то, возможно, и успел.

— Вряд ли ему теперь поверит Хельман, — усомнился Никита Иванович.

— Было бы очень хорошо!.. Не слышал, кто Эггерта и Шарлотту пристукнул? Партизаны или подпольщики?

— Нет, не партизаны и не подпольщики. Тогда, во всяком случае, не были партизанами. А дело сделали — пришли к Огневу… Наши, шелонские…

— Хорошие, знать, люди, — сказал Калачников, одобрительно покачивая головой.

— Это правда, Петр Петрович. Плохой человек на такое и один раз в жизни не отважится.

Поленов встал и заходил по комнате тихими, размеренными шагами. Остановился у часов, что тикали на стенке, погладил рукой корешки книг, подержал в руках пустую вазу из-под цветов. Потом сел между Сашком и Петром Петровичем.

— Тянет, Петр Петрович, в Шелонск, — заговорил он мечтательно. — И другие города видел, получше они, а нашенский-то ближе сердцу. И речка милее других, и вода в ней теплее, и воздух в городе ароматнее.