Постепенно глаза его привыкли к этому яркому свету, и тут он снова увидел Берту: она сидела поодаль, прямо на земле и прижимала к лицу какой-то предмет — он никак не мог понять, что это могло быть, но догадался, что она приникла к нему губами.

«Берта! Берта, это я, ты видишь, со мной плохо, почему же ты не идешь?»

Ему казалось, что он кричит, но он не кричал: рот не слушался, язык распух, и горло, накрепко перехваченное чем-то горячим, не могло издать ни единого звука. Он был убежден, что кричит, очень громко кричит, и потому его возмутило, что Берта не обращает никакого внимания на его зов, на его мольбу, даже не смотрит в его сторону!

Приглядевшись, Карл наконец понял, что это вовсе не Берта. Инстинктивно поискал глазами оружие: почти рядом с ним лежал автомат. Он напрягся, подтянулся к нему — нет, не достать. Подтянулся еще и вздрогнул от горячей боли. Еще — и его рука, тонкая, костлявая, уже лежит на автомате и хрупкие пальцы привычно, хотя и медленно, сжимают холодное, мокрое от росинок цевьё.

Сейчас, сейчас… Он снова посмотрел на девушку. Она все так же была недвижима. Но, бог мой, до чего она снова похожа на Берту! Нет, он не сможет стрелять в нее…

Но даже если бы Тоня не была похожа на Берту и даже если бы он захотел убить ее, все равно не смог бы этого сделать — рука выронила автомат и с тихим глухим стуком распласталась на щетинистой блеклой траве.

V

V

— Здесь, господин майор!

Машина, тормозя, завизжала, словно собака, которой внезапно наступили на хвост. Приземистый офицер, не вынимая рук из глубоких карманов реглана, медленно вышел из кабины, хотя адъютант стремительно распахнул дверцу. Вслед за ними к обочине прижалась грузовая машина и добрый десяток солдат высыпал из нее.

Они окружили Тоню. Ничего от живого не было в ней, хотя она была жива: даже предрассветный ветерок, вспугнутый откуда-то с теплого, насиженного местечка, не смог пошевелить жиденькую русую прядку ее волос, беспомощно свесившуюся на опущенное к земле застывшее лицо. Офицер потянул за фуражку — она не поддавалась: Тоня намертво прижала ее к груди, словно предчувствовала, что фуражку могут отнять.

— Пещерные люди, эти русские, — с сожалением сказал офицер.

Один из солдат воспринял это как сигнал и схватил Тоню за плечи, пытаясь отвести их назад. Другой силился приподнять ее с земли — ничего не получилось. Вдвоем они с трудом вырвали у нее фуражку и почтительно протянули офицеру. Он внимательно рассматривал ее, пробитую осколками.

— Знакомая, — произнес офицер. — В июне сорок первого мы называли пограничников «зелеными чертями». — Помолчав, он добавил: — Этот солдат мог стать генералом.