— Скопившиеся вагоны месяц проверять… За сутки нам ничего не сделать, если мы на это дело бросим даже роту солдат, — обреченно оценил он задачу. — Пойдем-ка…
Минут через десять он привел Федора в небольшую конторку неподалеку от станционного здания, в которой у телефона дремала пожилая женщина.
— Где у нас натурки хранятся? — спросил Иванченко. — Заглянуть надо.
— А там, в кладовой, — махнула она, показывая за спину. — Вот ключ.
Иванченко взял ключ и молча пошел из кабинета. Федор, плохо понимая его намерение, направился следом. В большой нетопленой комнате, в которой они оказались, лежали мешки, занимая большую часть места, уложенные в ряды почти до потолка.
— Вот в этих мешках, — показал на огромный штабель Иванченко, — лежат бумажки, мы называем их натурками: это все вагоны, которые прошли через нашу Сортировку.
— Сколько же их тут? — спросил Федор, подавленный видом этой горы.
— Не знаю… За месяц, наверное, и будет в аккурат. Остальные, постарее, в сарае. А сколько тут, можешь прикинуть, если сумеешь. Начнем с того, что мы пропускаем в сутки не меньше ста двадцати воинских поездов, не считая остальных. Раз, — он загнул палец. — Если сейчас, вот в эту самую минуту, на станции находится одновременно порядка пяти тысяч вагонов, то прикиньте, сколько их могло пройти за месяц. Два. Вот и подумайте, как нам разгребаться в этом хозяйстве?! Вагоны-то только по натуркам и можно найти: когда прошли и куда.
— Все равно — надо, — сказал Федор, не представляя, с чего начинать такую работу. — Надо. Если груз не найдем — нам головы оторвут.
— Пойду командовать… — вздохнул Иванченко. — Шевелиться все равно надо.
За два часа Николай Семенович непонятно каким образом сумел собрать и усадить за работу тридцать шесть человек, разместив их по нескольким помещениям.
— Всё, — доложил он Федору. — Больше ни души не добавить. Нет людей больше.
Федор уселся за проверку бумаг вместе со всеми. Утром усадил за работу и появившегося Колмакова. Все работали с мрачным упорством. Федор время от времени заходил поглядеть на штабель мешков, который, казалось, совсем не убывал и чувствовал, как им начинает овладевать черная безысходная тоска. Номера вагонов, указанные в натурках, слились в бесконечную цифровую нить, которая липкой паутиной обволакивала мозги. В глазах до боли рябило. Вся эта затея с проверкой казалась все более сомнительной, наконец стала угнетать безнадежностью.
За двадцать часов бдения над бумагами проверенной оказалась только третья часть вагонов.
Позвонил Славин.
— Как дела?
— Пока платформы не найдены, — ответил Федор. — Все, кого было возможно освободить от другой работы, заняты поисками.