Фон Брюккен принял меня в особенно подавленном и надломленном состоянии. Надломленном – самое подходящее слово. Он чувствовал себя виновато, словно хозяин, не сумевший угодить гостям. Его голос совсем ослабел и часто прерывался. Дышал Александр тоже тяжело и неравномерно.

Ему так неприятно умирать. Ведь он еще никогда не делал этого и не имеет ни малейшего опыта. Однако мы приближаемся к концу, и не только к его личному, но и к концу его истории. И он постарается продержаться, пока не доскажет, чем все закончилось.

На следующий вечер – именно столько времени на размышления отвел себе Эндевитт – он не находит Инге Шульц на ее рабочем месте. Руководству музея даже пришлось срочно вызывать старика вахтера, чтобы тот временно подменил ее, поскольку фрау Шульц просто не вышла на работу, без объяснения причин. О каких-либо болезнях она тоже не сообщала. Такой поворот событий очень усугубляет ситуацию Инге, ведь последняя директива гласит, что о подобных вещах Эндевитт обязан сообщать берлинскому начальству. Обязан. В принципе. Может, чуть позже, не сию минуту? Ведь ему дали полную свободу действий, не так ли? Раз там, наверху, выражаются так расплывчато и обтекаемо, то и толковать их распоряжения можно расплывчато, правда?

Эндевитт едет на квартиру Инге, но и там ее нет. Утром он ищет ее в церкви, но и там она, к счастью, не появлялась. Инге Шульц явно испытывает его терпение. В настоящий момент у него нашлись бы дела и посерьезнее.

Подходил к концу мой второй день в Лейпциге. Я мотался по холодному городу в дилетантских поисках Софи. Разрешение на пребывание в ГДР истекало уже через день, и вся моя операция грозила сорваться. Но я, не переставая, вел диалоги с самим собой. Как мне обратиться к Софи? Кем ей представиться? Борисом или тем самым Александром фон Брюккеном, у которого она просила помощи? А вдруг при этом она все же признает во мне Бориса? Как быть тогда? Как объяснить Софи, в чем дело? В каких тайнах сознаваться? А может, просто попросить ее залезть в багажник моей машины, безо всяких долгих объяснений?

Но пока я раздумывал, как мне обратиться к Софи, какой-то человек обратился ко мне. Прямо на улице. Хорст Эндевитт, представился он, не упомянув о своем звании, и попросил пройти с ним в его кабинет. Я спросил, уверен ли он, что я именно тот человек, который ему нужен? Да, уверен, твердо ответил он. Не сопротивляясь, я последовал за ним в здание на Диттрихринге. Мы вошли в кабинет, Эндевитт предложил мне сесть и выпить чашку кофе – он вел себя подчеркнуто вежливо и уважительно.