— Господи, нужно поскорее утащить его! — простонала Иоланда, и мы из последних сил поспешили дальше.

— Я убил его? — кашляя и задыхаясь, спросил Эрик.

— Шевели ногами! — взмолилась я.

Иоланда резонно заметила:

— Марко прав. Нужно скорее добраться до квартиры, забрать вещи и бежать на вокзал…

— Но как мы уедем?

Оглянувшись, я увидела высокого мужчину атлетического сложения в длинной черной куртке и в красной спортивной шапочке, из-под которой выбивались черные волосы. Он выбежал на середину улицы и, размахивая руками, стал звать полицию:

— На помощь, помогите! Там человека ранили!

Проходивший полицейский остановился, и этот человек что-то быстро начал говорить ему, оживленно жестикулируя и указывая в противоположном от нас направлении.

Через мгновение полицейский и человек в черной куртке исчезли в толпе.

— Дорогая, меня, кажется, контузило, — простонал Эрик. — Я не чувствую рук, ничего не чувствую…

— Не волнуйся, все будет хорошо.

Иоланда взглянула туда, куда проследовал полицейский, и лицо ее перекосила болезненная гримаса.

— Иисусе, я сойду с ума! Пойдемте! Уносим ноги, ребята! Мы должны исчезнуть!

Что мы и сделали.

Глава 40

Глава 40

— Вам куда, мадам?

Спустя двадцать минут Иоланда, Эрик и я стояли в очереди за билетами в одном из залов железнодорожного вокзала Рима. Над нами изгибались арки из серебристого металла, напоминающие человеческие ребра, внизу блестел черный мраморный пол. Скупое оформление вокзала оживляли две высокие темно-зеленые пальмы, касавшиеся своими длинными заостренными листьями ребристого свода.

В пронизанном солнечным светом зале мы выглядели жалкими оборванцами. Моя сестра отчасти изменила свой внешний вид тем, что сняла свою широкополую шляпу и взлохматила волосы так, что они спускались ей на глаза. Достав из рюкзака свидетельство о смерти Томаса, она снова погрузилась в его изучение. Я глубоко надвинула капюшон куртки, но в отражении окна кассы отлично видела, что мое скуластое лицо никуда не делось. Подумать только, Эрик убил человека! Еще одного! Я знала, что Доменико очень тосковал по Блазежу, что у него была попросту некая форма психического расстройства. Эрик, тоже понимавший это, стоял между нами с застывшей в глазах болью, его плотно сжатые побелевшие губы походили на шрам.