Алексей с каким-то даже внутренним удовольствием протянул Сергею живительный сосуд. Сергей протянутую флягу не взял. Отстранил ее.

— Сперва ты, — твердо сказал он. — Пьем наполовину.

Алексею пришлось долго его убеждать, что ему пить не хочется. А если он и сделает пару глотков, то они через пару минут будут уже испарены безжалостным солнцем. И вот тогда то, ему захочется пить по-настоящему. А это мучительно. И ему, в нарушении конвенции ООН «О запрете лакать из грязной лужи» придется становиться на карачки и хлебать всякую дрянь, вперемешку с тиной, головастиками и другими микробами.

— Тогда и я не буду, — твердо сказал Сергей.

— Это приказ!

Попытался надавить на раненного, неизвестно откуда взявшийся командир… или начальник.

— Пошел ты на х… вместе с твоим приказом, — вспомнил, раненый нужные слова, когда следует, как можно мягче отказать в требовании, но сделать это так, чтобы не обидеть собеседника.

Долго они спорили безжалостно уничтожая аргументацию друг друга. И только после того, когда Гусаров прибег к запрещенному приему, обвинив приятеля, что тот, непонятно по какой причине, заставляет его тратить последние силы истощенного организма на бесплодную дискуссию…

Сергей не Атлант и не Титан, он не выдержал мощного груза аргументов и согласился. Но все же зло, подвел итог их спору.

— Если ты умрешь от обезвоживания организма, мне, как честному человеку, придется жениться на твоей старой ведьме-вдове и содержать твой дом, вместе с твоими непослушными… И… И разбалованными… И плохо воспитанными детьми. После всего этого, от невыносимого проклятия бытия, застрелиться на глазах твоих ухмыляющихся взрослых детей.