— О, да тут возник целый, незнакомый мне мир! Я решительно не узнаю мест, где когда-то ориентировался не хуже, чем в своей парижской квартире!..

— Да, мы здесь основательно поработали, — с гордостью отозвался Беннет. — Сейчас трудно поверить, что еще четыре месяца назад эта земля представляла собой почти сплошную топь, поросшую железным кустарником, который не поддавался ни топору, ни огню. Да вам ли не знать, мистер Картье, что тут было!..

— А какой толк в вашей работе? — свысока заметил Стамп. — Утопленные в болоте семьдесят миллионов долларов? Торий? Ну, этого ископаемого добра хватает и в Штатах!

Стамп представлял здесь не только компанию, но и высшее разведывательное ведомство и считал нужным то и дело подчеркивать свое превосходство над Беннетом.

— Позвольте вам заметить, уважаемый помощник, — прерывающимся от злости голосом возразил Беннет, — что я не геолог, а строитель и никакой ответственности за ошибки геологов не несу! Это во-первых. А во-вторых, присутствие здесь мистера Картье служит порукой, что наши труды не пропадут даром. Не так ли, мистер Картье?

— Да, да… — будто в раздумье произнес Картье. — Но я совсем не уверен, что это было именно тут, на южном краю долины… Боюсь, что мистер Стамп прав, и городок построен не там, где следовало, во всяком случае, не совсем там… Надо дня два походить, подумать, покопаться в памяти… — Картье повернулся к Беннету. — Среди ваших негров наверняка должны быть люди, которые помогали мне некогда в моих трудах. Как бы отыскать их? Это ускорило бы дело.

— А вы не помните их имена, мистер Картье?

— Имена? — улыбнулся Картье. — Ну нет, имен я не помню.

— При чем тут имена, Беннет? — презрительно сказал Стамп. — Будто можно запомнить имена этих черномазых! Надо сегодня же, сейчас же опросить всех черных рабочих и, если кто найдется, без промедления доставить их к мистеру Картье!

— Вот, вот, — поддержал Картье. — Я еще не забыл их несложный язык, и мы сможем понять друг друга. При них рос этот городок, и они, наверное, помнят, где именно рыл я с ними шурфы…

Машина въехала в рудничный поселок. По обеим сторонам асфальтированного шоссе, гладкого, как полированное стекло, раскинулось настоящее трущобное царство: шалаши, кое-как сложенные из местного кустарника, из ящичных досок, еще хранивших фирменные наименования, из обрывков жести, из старых тряпок, скрепленных колючей проволокой, из всякого хлама, которому место на свалке нечистот. Среди этих шалашей бродили, играли, проказили голые черные ребятишки, худые, как скелеты, с вздутыми животами; полуголые старухи сидели на пороге своих убогих жилищ и варили еду над сложенными из камней очагами; то здесь, то там в короткой тени, отбрасываемой шалашами, валялись на земле мужчины и женщины, видимо тяжело больные, оказавшиеся не в силах выйти на работу.