— Она?

Старший лейтенант покачал головой и ответил уверенно:

— Нет. Эта старая, а там была молодица в соку.

Бобренок посмотрел монахине вслед и молвил осуждающе:

— Именуются босыми кармелитками, дали обет бедности, а она и не посмотрела на нищих.

Майор неодобрительно взглянул на мужчину в гражданском, стоявшего рядом с ним, как будто именно он должен был держать ответ за надменность кармелитки. Однако мужчина явно не принял это на свой счет, а сказал рассудительно:

— Ничего, теперь не пороскошествуют.

— Пошли, — предложил Бобренок и пропустил впереди себя человека в гражданском.

Тот двинулся к ступеням уверенно, как хозяин, до некоторой степени так и было — Ивана Михайловича Коротюка несколько недель назад назначили на должность уполномоченного по делам культов. Коротюк постучал массивным железным кольцом в обитые стальными полосами двери, подождал немного и постучал снова. Глазок в дверях наконец открылся, и внимательный зрачок придирчиво осмотрел их.

— Откройте! — сказал Коротюк. — Я — уполномоченный по делам культов.

— Сейчас позову игуменью, — глухо донеслось из-за дверей, и глазок закрылся.

Бобренок недовольно хмыкнул, подумав, что теперь в монастыре поднимется переполох, а он рассчитывал на внезапность, ведь, возможно, тут придется делать обыск. Однако его опасения не оправдались: чуть ли не сразу двери открылись. Высокая, пожилая и строгая монахиня предложила им войти в маленькую комнатку, где стоял грубый дощатый стол и такие же тяжелые и неуклюжие стулья.

Увидев кроме гражданского лица двух офицеров и военный патруль в монастырском саду, кармелитка стала еще суровее и спросила:

— Чем вызвано ваше появление, ваше вторжение в нашу тихую обитель?

— Мать Тереза, если не ошибаюсь? — бесцеремонно прервал ее Коротюк.

— Да, я игуменья босых кармелиток, — ответила та высокомерно.

— Вы нам и нужны..

— При чем же тут военные?

— Сейчас объясню. — Коротюк сел на неудобный стул, но, увидев, что никто не последовал его примеру, сразу поднялся и сказал строго: — Одна из ваших босых кармелиток замешана в нехороших делах, и мы...

Игуменья, не дослушав, возразила: