Он улыбаетца.
— В такой жизни, которая у нас, нет никакого смысла, — говорю, — в которой на нашу долю столько выпало, через што пришлось пройти. Я хочу сделать мир лучше. Вместе с тобой.
— Я знал, што нам предназначено быть вместе, — говорит он. — С первой минуты, как я тебя увидел.
Я шепчу ему на ухо: — Не могу перестать думать, о нашей близости с тобой.
Я сползаю с его колен, беру его за руку и веду в спальню. Прямо вот так, он следует за мной. Поверить не могу, што все так просто. Вот она сила красного платья.
Мы садимся рядом на его кровать. Я отбрасываю волосы с его лба.
— У тебя такой тяжелый взгляд, — говорю я.
— У меня порой случаютца...мигрени, — говорит он. — Ничего не могу с этим поделать.
— Я могу, — говорю ему. — Ложись. Я сейчас.
Я выскальзываю из комнаты, спешу к столу и наполняю две чашки вином. У одной чашки небольшая вмятина сбоку. Я тянусь к платью и вынимаю из-под ткани маленький пузырек. Мои руки тверды, их сковал ледяной холод, пока я откупориваю его. Я даже мысленно слышу голос Слима.
Одна капля, свалит здорового мужчину на восемь часов. Две — он проспит весь день, а может еще и половину следующего.
А три?
Тогда это будет самый долгий сон. Используй на холодную голову.
Я оглядываюсь через плечо. Слышу, как ДеМало ходит по спальне. У меня перехватывает дыхание, когда я капаю жидкость в щербатую чашку. Одна капля. Две. Я застываю в нерешительности.
У него такие усталые глаза.
Я затыкаю бутылек и прячу его под платье. Я взбалтываю вино в чашке. Беру обе чашки и иду обратно к ДеМало.
Он лежит на кровати, заложив одну руку за голову. Он бос, рубашки то же нет. На нем одни штаны. В которых лежит ключ от двери. Я присаживаюсь рядом с ним. Протягиваю щербатую чашку. Мы пьем. И тут до меня доходит, што понятия не имею через сколько подействует это зелье. Слим мне не сказал, а я теперь проклинаю себя за то, што не спросила.
— Ложись со мной, — говорит он. — Скинь свою обувь.
Мне не хочетца. Но я не могу придумать причины, как этого избежать, поэятому я послушно ложусь рядом. Он притягивает меня к себе и обнимает. На его лице играют тени от пламени свечей. Отблесками на гладкой коже его груди. Он пахнет, словно горный лес холодной непроглядной ночью.
— Так лучше, — говорит он.