— Есть люди как солнца, — изрекла она, вперив в Люси строгий взор. — Они несут радость и тепло каждому, кто очутится подле них. Иного склада люди-тучи: их отличают грубость и невежество, порожденные окаменевшими сердцами. Их лейтмотив — распад. Ты не принесла в мой мир ничего, кроме разрушения, так поди же прочь, — сверкнула глазами Аризу Кей, — в свой дряхлый, закостенелый мир, как червями, изъеденный войнами, раздорами и взаимной ненавистью!
Если б Лиза могла видеть японку в тот момент, видеть, сколь сурово одухотворенное ее лицо, да как развеваются черные плети волос, да как трепещут длинные рукава кимоно, — созерцай она сей грозный облик при блеске молний, и ее непременно охватил бы священный ужас. Аризу Кей это предусмотрела, потому и отправила Елизавету в пагоду. Не в ее привычке было повергать гостей в шок. Сад хранительницы гибнул, и с каждым увядшим цветочком, с каждым поникшим стеблем у нее убавлялось сил. А Люси, которая поначалу малодушествовала, вздумала ей противостоять. На заднем плане вихрились опавшие листья и дрались из-за гнезда пичужки.
— Птицы, — промолвила Аризу Кей. — Даже их исказила твоя злоба!
— С чего вы взяли, что причиной разрухе именно я?! — не выдержала в конце концов помощница Актеона. — Почему вы считаете, будто всё во мне сплошная отрава?! Выдворяйте меня, коль намерены, но не навешивайте ярлыков! Не знаю, что у вас за страна и какого рода ваш кризис, но именуя земной мир дряхлым и закостенелым, вы обрекаете на то же и свой собственный! Что стоит свалить вину на другого?! Тут много ума не надо. А вы попробуйте заглянуть в себя! Что? Боязно? Мы чисты, мы незапятнаны, не так ли? У нас кристальная душа!
— Ты права, — тихо проговорила Аризу Кей, в бессилии уронив руки. Ветер хлестал ее по щекам, да и туча не скупилась, истязая кимоно дождевыми струями, как плетьми.
— Что-что? Не расслышала! — возомнив себя хозяйкой положения, Люси сделалась раскованней и выпятила грудь.
— Ты права, чужеземка, — возвысила голос хранительница. — Обо всём, о чем дано мне судить, я сужу однобоко, смотрю со своей колокольни. Вы, люди, стареете, и со старостью к вам приходит мудрость. А моя обитель — остров вечной молодсти, и до сей поры я полагала, что мудра. Но едва ли оранжерейная роза мудрее дикой. Побольше бы мне таких нелицеприятных, безжалостных учителей!
Эх, какое разочарование! Люси-то надеялась застигнуть ее врасплох, задеть за живое. Но «узкоглазая» отменно владеет собой, «узкоглазая» держится на высоте. Неужто она неуязвима? Неужто нет у нее ахиллесовой пяты? Глупая, жадная к наживе Люси еще в корневом плену смекнула, кто у сада владелец, и вполне оценила преимущества, какие дает управление этим клочком земли… А может, и не клочком, а может, и не только земли. Как-то уж очень обнадеживающе пахло морем.