Буслаева следователь Телегин вызвал на очередной допрос в полночь, после того как сам отдохнул и согласовал свою тактику в отношении него с генералом Петровым.
В небольшом кабинете было светло. И хотя он находился на втором этаже, даже сюда проникало обычное тюремное зловоние — запах немытых тел подследственных и содержимого параш.
— Ну как, начнем давать показания? — прикуривая от зажигалки, спросил Телегин.
— Я преступлений не совершал! — твердо ответил Антон.
— Но пойми, Буслаев. Это в твоих интересах. Я по-дружески хочу вытащить тебя из ямы, в которой ты оказался. Зная все, мне легче будет найти смягчающие вину обстоятельства, а может быть, и добиться твоего освобождения.
— Защити меня, Боже, от друзей, а с врагами я сам справлюсь…
— Из Библии небось? — спросил Телегин.
— Приписывают французскому философу Вольтеру. И даже Юлию Цезарю. Да и какая разница?!
— Иностранщина, значит…
— Тупица ты, Телегин. И лизоблюд! Тебе лишь бы набрать на меня побольше крамолы. Валяй, набирай. По правде говоря, мне за тебя стыдно. Ты — мерзавец, а меня совесть грызет.
— Я несу службу. Ты же не отдаешь себе отчета в том, к чему может привести твое запирательство на следствии.
— По тому обвинению, которое мне предъявлено и которое я полностью отвергаю, как сфальсифицированное, в любом случае мне грозит высшая мера наказания.
— Главное, цепляться за жизнь, Буслаев! Любыми путями. А иначе — конец всему.
— Верно. Нет ничего выше жизни. Но не такой же ценой ее сохранять, как ты предлагаешь, как свою «драгоценную» жизнь бережешь.
— Знаешь что! — Телегин встал. — Тяжелый и недальновидный ты человек… Не хочу тебе угрожать. Но пойми: может пострадать семья, — спокойным тоном сказал следователь. — У тебя же — дети, любимая жена. И в один момент все это может рухнуть. Задумайся хотя бы над этим. Или тебе безразлична судьба семьи?
Антон вздрогнул от этих коварных слов. Сердце его будто стрела пронзила. Жена, дети для него — самое дорогое на свете. В Елене он души не чаял, ценил не только ум, бескорыстие в жизни, но и удивительное умение жены предвосхищать его желания, смягчать жизненные удары. Это его поддерживало и сейчас, в тюрьме, в час, когда неизвестно, чем для него кончится дуэль с генералом и его секундантом Телегиным.
— Не кощунствуй, Телегин… Да что с тобой говорить! Выслуживаешься перед солдафоном-начальником. Ты же не укажешь в протоколе допроса, что я оговорил себя под твоим воздействием.
— О себе не желаешь сказать правду, дай показания на своих соучастников, единомышленников. По собственному опыту знаю: преступнику это всегда легче дается.