— Плесни-ка, лейтенант, на спину, — оборвал его оцепенение голос Невьянова.

Лейтенант не сразу сообразил, что от него требуется.

— Краны тут низкие, никак, понимаешь, не подлезешь. Прежде-то на улице умывались, из ведра.

Апраксин направил струю на покатую спину подполковника, стараясь, чтобы ледяная вода не достигла ужасной вмятины. Однако струйки все равно набегали на рубец, должно быть, неприятно холодя.

— Ух, дьявол, хорошо!.. — Невьянов даже зарычал от удовольствия, закряхтел. — Да сливай, сливай, лейтенант, не бойся. Ах ты!

Как завороженный Апраксин смотрел на загадочную мету. Старался представить себе возможное происхождение этого шрама, но ничего героического или мало-мальски похожего на геройство в облике грузного подполковника не угадывалось, а спросить Невьянова прямо лейтенант постеснялся. «Мало ли, — думал Апраксин, — вдруг человеку неприятно, а я напомню…»

Свежий после мытья, гладко выбритый, Невьянов наконец принял обстоятельный доклад начальника заставы. В скудно обставленной канцелярии, лишенной даже малейших излишеств, какой-нибудь посторонней вещицы или пустякового сувенира, довольно прозаично звучали все эти цифровые данные, которые начальник заставы перечислял без запинки, а Невьянов все равно слушал Апраксина с удовольствием, будто внимая стихам.

Нравилось подполковнику, что по ходу рассказа Апраксин, не глядя на ряды переключателей, щелкал нужными тумблерами, и на электрифицированной схеме участка заставы попеременно обозначались крошечными лампочками то рубежи прикрытия, то линия границы, то изгибы дорог. По тому, как Невьянов дотошно интересовался деталями взаимодействия с фланговыми заставами, уточнял расположение постов технического наблюдения, наличие локаторов и приборов ночного видения, радиостанций и прочих средств, Апраксин понял, что не ошибся: техника техникой, а обеспечивать охрану границы, заниматься расстановкой людей, принимать решения, если изменится оперативная обстановка, в основном придется ему. Все верно. Невьянов здесь для контроля и руководства в исключительных ситуациях; хозяин же, истинный хозяин заставы, с кого в первую очередь спросят за порученный участок границы, — он, Апраксин. И надеяться, значит, надо только на самого себя.

Незаметно подошло время обеда, старшина уже приглашал к столу. Но от обеда, не объясняя причин, Невьянов отказался, попросил себе только заваренного кипятку и сахару. За чаем подполковник говорил с Апраксиным об отвлеченном, словно намеренно не хотел раньше времени касаться вопросов службы. Спросил между прочим о семье лейтенанта, но так мельком, необязательно, что Апраксин, нахмурясь, сказал, лишь бы длинно не распространяться: жена с дочерью уехали на Урал, к теще. Другие мысли занимали начальника заставы, и постороннему, не относящемуся к службе, места не было. Да и Невьянова, кажется, такой ответ удовлетворил. Не делая попытки продолжить разговор, он в задумчивости прихлебывал горячий чай и глядел, не мигая, в одну точку.